Вдалеке пели серебряные трубы.

В уединенном домике на Васильевском определенно ощущалосьнекое подобие домашнего уюта, или, по крайней мере, нечто, схожее с покойнойатмосферой закрытого клуба для высшего света. Нимми-Нот, расположившись настоле, блаженствовал над миской свежего молока, без всяких трудов раздобытогоОльгой у молочницы-чухонки с соседней линии. Поскольку новый знакомый столовыхприборов не признавал, то и не разводил церемоний: время от времени наклонялсяк миске и шумно втягивал молоко, ухитряясь не пролить ни капли и незапачкаться. Сама Ольга в расстегнутом доломане, положив вытянутые ноги ввысоких сапогах на соседнее кресло – вылитый бравый гусар, если не отвлекатьсяна распущенные волосы, – задумчиво вертела в руке бокал с отличнымфранцузским шампанским. Она полагала, что после столь удачно завершившегосядела, как выражаются военные, имеет право отдохнуть совершенно по-гусарски – сшампанским и приятным собеседником (карты не обязательны, а без девиц в силувполне понятных обстоятельств тем более можно обойтись). К тому же она былауверена, что уж сегодня никто ее в княжеском особняке не хватится: сам князь,надев парадный мундир, еще засветло объявил, что уезжает в Главный штаб и ранеезавтрашнего обеда не вернется. Судя по его потрясенному и озабоченному виду, онуже знал. Хотя по Петербургу новость о покушении на императора еще не успеладолжным образом распространиться. Правда, ходили смутные слухи, будто набольших маневрах что-то произошло, но подробностей никто не знал, а Ольга,понятно, ими делиться ни с кем не собиралась. Так что обычная светская жизньпродолжалась, Татьяна упорхнула то ли на бал, то ли, быть может, на свидание сосвоим обожателем.

Что-то такое носилось в воздухе, вызывавшее даже унесведущих явное недоумение. Чересчур много военных исчезло с улиц и балов, созабоченным видом направившись кто в Главный штаб, кто в казармы. Кое-где поПетербургу стояли на улицах роты гвардейской пехоты и эскадроны кавалерии, чтоникак невозможно было объяснить маневрами. Но до всеобщего удивления, довсеобщих пересудов было еще далеко…

– Ты, знаешь ли, нарушаешь порядки, – проворчалНимми-Нот, поднимая головенку от миски и ловко облизывая короткие усы. –Нам следует держаться в отдалении и безвестности, не высовываясь со своимиумениями. Тебя это, между прочим, тоже касается. А ты нагородила такого…

– Я никаких умений не использовала, – сказалаОльга. – Все происходило самым естественным образом.

– Все равно. Чересчур шумно получилось, и ты – в центресобытий. Подумаешь, император… Ты знаешь, сколько их поубивали за всю вашуисторию?

– Вот тут мы с тобой решительно не сойдемся, –сказала Ольга без всякого раздражения. – Мы с тобой, понимаешь ли, разногороду-племени. Тебе вовсе не обязательно встревать в человеческие дела, а мне отэтого никуда не деться…

– Что за вздор! Иной – всегда иной, к какому быроду-племени ни принадлежал, уясни ты это, наконец, глупая девчонка… Насосталось мало, и мы должны себя беречь.

– А для чего? – вкрадчиво спросила Ольга. –Для какой такой высокой цели?

– А не нужно никакой высокой цели! – огрызнулсяНимми-Нот. – Просто жить тихонечко, вот тебе и вся цель!

– Тут я с тобой решительно не согласна. Потому что…

Она замолчала, отставила бокал и подошла к окну. Слегкаотодвинув занавеску, посмотрела вниз. Два всадника в длинных плащахостановились у ворот, обменялись нескольким словами, один спешился и отдалповодья другому. Оглядевшись, человек в плаще с пелериной и треугольной шляпебез султана подошел к калитке и громко в нее постучал.

Ольга его узнала и подумала, что прятаться глупо, –коли уж ему откуда-то известно ее убежище… Торопливо надев кивер, затянуларемешок под подбородком и, на ходу застегивая доломан, направилась к двери.

– Спрячься пока, чтобы тебя не увидели… – бросилаона Нимми-Ноту.

– Нет, я посреди комнаты сидеть буду, да еще светскиебеседы вести… А то я не знаю, – сварливо пробормотал Нимми-Нот.

Пересекши двор, Ольга сняла большой кованый крючок и,решительно распахнув калитку, спокойно спросила:

– Чем обязан столь неожиданному визиту?

– Служба, корнет, служба, – столь же равнодушнымтоном ответил граф Бенкендорф. – Приходится забывать о приличиях… Выпозволите войти? – он оглядел двор. – Собаку, я вижу, не держите?

– Смысла не вижу.

– Тут, знаете ли, шалят, еще заберется кто…

– Бог ты мой, – пожала плечами Ольга. – Чтоможно украсть у бедного корнета на съемной квартире… Прошу. Осторожнее, тутступенька подрасшаталась, никак руки не дойдут кликнуть плотника…

Они поднялись в комнату на втором этаже, где на маленькомкруглом столике горели спокойным пламенем шесть свечей в старинном вычурномшандале, а на столе побольше красовалась бутылка шампанского. Миски с молокомОльга там уже не увидела – Нимми-Нот, укрываясь, ее, надо полагать, прихватил ссобой.

– Присаживайтесь! – Ольга указала накресло. – Не угодно ли шампанского?

– Не откажусь, – сказал Бенкендорф, откладываяшляпу на свободное кресло. – Значит, вот здесь вы и обитаете…

– Как вы меня нашли? – с искренним любопытствомспросила Ольга.

– Служба-с, – с безмятежным видом ответилграф. – Это было не так уж трудно, поскольку ваше имя присутствовало вофициальных бумагах здешней полицейской части… Вообще, корнет, вы, должно быть,не знали… Но вы стали уже заметной фигурой в Петербурге. Вот парадокс, еще иблагодаря скромному провинциальному мундиру. Иногда как раз скромный мундирвыделяется на фоне множества блестящих гвардейских, потому что редок. Вы бывалив известных домах, появлялись в обществе с известными людьми, и потому в концеконцов о вас заговорили. Наш город, в сущности, мало чем отличается от деревни– всякое новое лицо, если оно заслуживает внимания, вызывает пересуды. Вы,должно быть, на таковое вовсе не рассчитывали? У меня сложилось впечатление,что вы стремились быть незаметнее…

– Зачем мне? – с самым безмятежным видом пожалаплечами Ольга.

– Ну, мало ли какие у человека могут бытьпобуждения… – граф усмехнулся. – Вы несколько напряжены, корнет?

– Я? С чего вы взяли?

– А мне вот кажется, что вы с нетерпением ждетезакономерного вопроса: почему вы скрылись с маневров? А в самом деле, почему?Ах, я, кажется, догадался… Скромность?

– Вас это удивляет? – спросила Ольга.

– Крайне похвальное качество для молодого человека… Нонеужели даже в такой ситуации? Император по окончании маневров пришел в ярость,обнаружив, что мы не в состоянии разыскать его спасителя…

– У меня… были причины, – сказала Ольга.

Страха она не испытывала: уже знала, что там, снаружи, графадожидается один-единственный верховой, и никого более он с собой не привел. Ктому же чрезвычайно легко было лишить и Бенкендорфа, и его спутника памяти особытиях последнего получаса.