В дверь позвонили, я замерла, на мгновение перестав дышать.Ну вот, я упустила свой шанс, я не должна была оставаться здесь, это глупо,глупо. Звонок повторился. Очень настойчивый. Стало ясно: тот, кто стоял задверью, просто так не уйдет. Я оглядела комнату: истерзанное тело на полу,пятна крови на стенах, разбросанные вещи, выдвинутые ящики шкафов… Хмыкнула,покачав головой, и засмеялась. ТЕ ребята — молодцы, они лишили меня последнейвозможности…

Раздался страшный треск, входная дверь распахнулась, топотног… «Зря они надеялись», — все ещё смеясь, подумала я и шагнула к окну.На то, чтобы открыть его, потребуется время. Я подхватила с пола тяжелыебронзовые часы, машинально отметив, который час они показывают, и запустила ихв окно. Со звоном посыпались стекла, а я, вскочив на подоконник, шагнула внизвперед спиной, потому что мне хотелось увидеть лицо того, кто ворвется вкомнату, лицо человека из моего сна, убийцы отца, я хотела увидеть его прежде,чем умру.

— Она выпрыгнула. — закричал кто-то, а я опятьедва не рассмеялась — сдали нервы, — потому что лица не увидела.

Я ударилась обо что-то спиной, зажмурилась от боли и толькотогда сообразила: под окном высокие кусты, кажется, сирень, я упала на них,ветки смягчили удар, я скатываюсь вниз, вниз, вниз…

* * *

Ему было лет пятьдесят, усталое лицо, усталые глаза, на меняон смотрел с брезгливым сожалением.

— Я вас ещё раз спрашиваю: ваше имя?

— Шульгина Анна Ивановна, — заученно повторила я.Это длилось второй день, второй день я здесь. Выпрыгнув со второго этажа, язаполучила с десяток синяков и ссадин, умудрилась остаться живой и даже несломала ни одной кости. Пролежав несколько дней в больнице, вчера я впервыевстретилась с Петром Петровичем. Он устал от меня, я от него, а дело несдвинулось с мертвой точки. Для него вообще-то все ясно: на момент ареста примне не было документов, зато был пистолет (его нашли в кустах с моимиотпечатками пальцев), в квартиру я проникла с целью ограбления и зверски убилапожилую супружескую пару. Выражение брезгливости на его лице сменяетотвращение: что я надеялась найти в квартире: золото-бриллианты? Шульгина АннаИвановна, твержу я упрямо.

— Убитые — мои родители, Осипенко Людмила Васильевна иОсипенко Иван Иванович. Я приехала к ним в гости, вышла на несколько минут издома, мама попросила сходить меня за хлебом, а когда вернулась, нашла ихубитыми.

Он не верил ни одному моему слову, усмехался, смотрел зло,надеясь, что мне надоест все это и я скажу правду. А я твердила, как урок, однои то же, зная, что в этом мой единственный шанс. Возможно, ТЕ вовсе не хотели,чтобы я погибла. Они хотели изолировать меня лет на десять. Занятно. И вквартиру ворвались вовсе не они, а милиция. Кто-то из соседей действительнослышал крики и позвонил.

Следователь устало ловит меня на мелочах:

— Вы пошли за хлебом?

— Да.

— В хлебнице мы обнаружили достаточно хлеба. Свежего.

— Значит, она решила иначе.

— Кто она?

— Моя мать.

— Почему же вы убили своих родителей? — Кажется,этот вопрос очень его занимал.

— Я не убивала. — Они должны проверить мои данные,запрос скорее всего уже послали. И что им ответят: убитый мною следователь,побег, труп в квартире, труп соседа на пороге. Я чувствую странное спокойствие,им придется разбираться со всем этим, чем нелепей и фантастичнее будет то, чтоони узнают, тем тщательнее им придется разбираться.

— Расскажите подробнее о себе.

— Я вам уже говорила: о себе я ничего не помню.Одиннадцатого мая прошлого года я попала в аварию. У меня была травма головы.Мое первое воспоминание относится к концу февраля этого года. Я сидела вкресле-коляске… Эта женщина… моя мать… сказала, что я в то время была всанатории… возможно. Так вот, вошла девушка, медсестра и сказала: «За вамиприехал муж». Он взял меня на руки, перенес в машину… Я вам уже рассказывала.

— Расскажите ещё раз, — нахмурился он. И ярассказываю.

— Я хотела встретиться с матерью, чтобы её расспросить…

— Расспросили? — Голос звучит язвительно.

— Не успела. Когда я вернулась из магазина, и она, и еёмуж были убиты.

— А вы принялись копаться в ящиках?

— Да. Я хотела узнать что-нибудь о себе.

— Что-нибудь о себе?

— Да. Что-нибудь.

— Вы продолжаете утверждать, что вы Шульгина АннаИвановна, девичья фамилия Осипенко?

— Это единственное имя, которое я считаю своим.

— Очень интересно. Взгляните сюда. — Он положилпередо мной лист бумаги, отпечатанный на компьютере текст, строчки прыгаютперед глазами.

— Что это?

— Читайте. — Я тупо смотрела в бумагу, а он, невыдержав, сказал:

— Осипенко Анна Ивановна умерла в возрасте восьми летот лейкемии.

Я на мгновение зажмурилась, испуганно метнулась мысль:«Господи, кто я?» Но особого удивления не было. Те, что погибли в квартире, немои родители, значит, я не их дочь.

— Может, вы действительно Шульгина Анна Ивановна, но нив каких родственных связях с убитыми вами людьми не состояли.

— Она звонила мне не реже раза в неделю. И я звонилаей. Проверьте на телефонной станции. Эти люди утверждали, что они моиродители. — Он говорит что-то и задает свои вопросы, я уговариваю себябыть терпеливой. Здесь, за толстыми стенами с решетками на окнах, я вбезопасности. Милиции придется поработать, если они хотят довести дело до суда.Это мой шанс, в одиночку мне не справиться.

Я не знаю своего имени, я не знаю, кто я и откуда, ТЕпозаботились о том, чтобы люди, способные рассказать мне об этом, исчезли: моиродители, мой муж… Я должна быть терпеливой и ждать.

Дни тянулись за днями, лицо Петра Петровича приобреломученическое выражение, глаза пустые, вопросы прежние. Какого черта они нешевелятся? Я смотрю в лицо следователя, и во мне растет раздражение, а потомприходит страх, он пульсирует в висках, от него потеют руки, и я говорю зло:

— Они здесь.

— Что?

Чужая бестолковость доводит меня до бешенства.

— Они здесь, слышите вы, идиот несчастный. Они здесь,совсем рядом, я чувствую. Ваш коллега тоже не верил, они вошли в кабинет, а ондаже ничего не успел понять, и они убили его.