— Это… что такое? — выдавил я.

— Старый механизм, — досадно поморщившись, махнул рукой Мизраел, — использовали в своё время для допросов. После нашего свержения, конечно, большую их часть уничтожили, но один вот сохранился на всякий случай. Ложись!

Я не осмелился ему перечить. Точно во сне я подошёл и лёг на это ложе. Мизраел обошёл ложе, подошёл ко мне со стороны головы и принялся распутывать ремни. Через минуту моя голова была оплетена этими ремнями.

— Сейчас не дёргайся. Будет немножко неприятно, — бросил он. В этот момент меня словно парализовало. Я не мог пошевелить ни единой частью своего тела. А вот в голове началось какое-то странное и не очень приятное ощущение. Казалось, что мне в самом буквальном смысле сняли верхнюю половину черепа и теперь пёрышком щекочут мозг. Одновременно с этим у меня перед глазами закрутился ворох воспоминаний.

В конце концов передо мной предстала картина того момента, где Меридия предлагает мне прокатиться на ней. И с этого момента воспоминания шли хоть и в ускоренном режиме, но чётко и подробно.

— Молодец, — одобрительно рыкнул Мизраел, увидев, как я попытался задержать догонявших нас сиреневых драконов, — и всё равно ласково ты с ними, ласково. Я бы им на месте шеи свернул, всем троим. Ах, да этот недоумок ещё и Сиренью полыхнул на нашей территории. Ну, теперь выигрыш мне точно обеспечен.

После этого пошла сцена, в которой мы падаем в воду, и я создаю хрустальный шар, в котором мы с Меридией и начинаем плыть обратно к замку.

— Ловко придумано, ловко, — одобрительно сказал он, — где же искать защиту от драконов, как не под водой…

И в этот момент я заплакал от бессилия и унижения. Потому что точно знал, что сейчас увидит Мизраел. И что я никак не могу этому помешать.

— Экая Меридия расторопная, — хмыкнул Мизраел, глядя на самую сокровенную нашу сцену под водой, — магию-то можно было восстановить и другим способом, и даже не одним.

Того, что он говорил дальше, я не слышал. Ибо всё ещё плакал, не веря, что это вообще происходит.

— Что ж, принц, ты, как всегда, показал себя с самой лучшей стороны. Впрочем, иного я от тебя не ожидал. Ну, ну, будет плакать, — сказал он, освобождая меня от ремней, — конечно, и тебе уже поперёк горла стоят все эти выходки, но можешь мне поверить, больше этого не повторится. Карнекир, отведи принца к себе, дай ему что-нибудь успокоительное и проследи, чтобы его сегодня больше никто не беспокоил.

Я же сквозь слёзы смотрел вслед Мизраелу, не веря, что он просто так уносит в этом шаре мои воспоминания. Мало того — он собирался выставить их на общий суд, так, чтобы каждый мог их подробно изучить. Какой же он носитель Лазури, если так и не понял, что сейчас сделал? Это же хуже, чем изнасилование, он вывернул наизнанку то немногое, что принадлежит мне и только мне. Мою память, мои воспоминания, мою самость…

— Да, Дитрих, порой с ним очень нелегко. Идём, я провожу тебя. Не стесняйся, плачь, тебе полегчает, — сказал он, доставая из кармана платок и протягивая его мне, — первый раз всем нам было тяжело это пережить, но помни, что он лишь печётся о безопасности всех нас. Пойдём. Сейчас тебе поможет чай с мятным мёдом и крепкий сон. Это был тяжёлый день; не переживай, скоро он закончится.

Но день заканчивался ещё очень долго. Я сидел в одном из кресел, и мой измученный мозг, никак не желая отключаться, раз за разом прокручивал всё, что случилось этим злополучным днём. И в какие-то моменты начинал жалеть, что трём сиреневым драконам не удалось меня похитить. Надо отдать должное Уталаку: Сиреневый хозяин рассчитал всё, кроме одного. Он никак не ожидал, что я наберусь смелости ускользнуть от его исполнителей под водой. Но как же Меридия?

Перед самым сном ко мне заглянул Карнекир. У меня не было желания ни плакать, ни жалеть себя, ни ругаться… сил не осталось ни на что. Даже Цвета, всегда ярко полыхавшие во мне, сейчас совсем погасли, и лишь две родные доминанты слабо тлели, не давая потерять сознание.

— Что с Меридией? — тут же спросил я. Хоть я сейчас ей совсем ничем не смог бы помочь, мучиться в неведении…

— С ней всё хорошо, — успокаивающе сказал Карнекир, — Гвинелла и Карнелла сделали ей небольшой выговор и отправили подальше от глаз Мизраела. Тот даже не вспомнил о ней. Он был целиком и полностью поглощён… твоей памятью. Сейчас он улетел в Анваскор, в замке его нет.

— Понятно, — кивнул я, снова закрывая глаза.

— Дитрих, если ты хочешь что-то сказать…

— Пожалуйста, оставь меня, — прошептал я, — ничего сейчас не хочу. Ни видеть, ни слышать, ни говорить.

Без лишних слов Карнекир покинул мою комнату. И через мгновение я пожалел, что так быстро прогнал его: у меня совсем не осталось сил. На то, чтобы подняться с кресла, ушло почти три минуты. До своей кровати я бы шёл, наверное, минут двадцать. Не став себя мучить, я сделал пару шагов по направлению к софе и, умудрившись не рухнуть мимо неё, провалился в глубокий, тяжёлый сон. В этом сне я совершенно голый находился на какой-то лежанке, а около меня ходил Мизраел с огромной лупой и регулярно показывал ею на меня, что-то говоря сидевшим позади него, чьи лица скрывали капюшоны. Слушатели с каждым словом Мизраела кивали и что-то осуждающе говорили…

Когда я проснулся, то наградой мне стала оглушительная головная боль. Несмотря на то, что я был ужасно вымотан, немного сил сон всё-таки принёс. Конечно, были и другие способы восстановить силы, но с таким ядовитым для меня Цветом… хотя что он мне сейчас? Я уже неоднократно испытал на своей шкуре, что такое действительно страдание…

— Лазурь, — прошептал я, обращаясь к силе этого замка. И она пришла ко мне, остудив холодом, взбодрив, заставив ускориться — и лишь очень далёкое эхо боли. Почувствовав себя куда лучше, я направился в душ.

Под горячими струями воды я провёл больше часа, нещадно обтирая себя мочалкой. После вчерашнего я чувствовал себя грязным, испорченным, заразным, недостойным того, чтобы общаться с другими людьми, чистыми, светлыми, благочестивыми… я не знаю, как мне теперь подойти к Меридии. То, что я с таким трудом выстроил, проложил мостик к ней и ее доверию, Мизраел смёл одной лапой во имя достижения своего эгоистичного интереса поквитаться с Уталаком. И сейчас я не знал, как быть дальше.

Когда я вышел из душевой, меня уже ждал завтрак. Кто его принёс, не знаю, впрочем, вряд ли кто-то, кроме Карнекира, сейчас рискнёт меня беспокоить.

Мои мысли блуждали настолько далеко, что я не только не заметил, как умял завтрак, но даже не обратил внимания на то, что вообще в тарелке было. Я никак не мог успокоиться. Я пытался мириться с их инаковостью, я пытался судить их по драконьим меркам, я пытался принять правду Цветов и того сокрушительного влияния, которое они оказывают на драконов, но того, что случилось вчера, мне не изгладить из памяти никогда. Да, время признаться себе в том, что я теперь боюсь Мизраела, я всегда буду его бояться, я больше никогда не буду чувствовать себя в безопасности в этом месте. И выход оставался только один. Притвориться, что все обошлось. Немного покорчить из себя обиженного. Прикинуться, что постепенно всё наладилось. Можно даже закатить Мизраелу скандал. Только ни в коем случае не публичный — как глава замка, он меня не поймет. И затем, когда их подозрения утихнут — таки нащупать брешь в обороне замка и ускользнуть отсюда прочь. Хватит. Я готов был на многое ради того, чтобы однажды назвать это место своим домо — но я боюсь, боюсь совсем потерять себя здесь. Всему есть предел, и я свой надрывать больше не могу.