– Каждое наше слово подслушивают. Хозяин говорил, чтоего покойный отец устроил в доме множество всяких фокусов. Очевидно, в их числовходит какая-то хитроумная система подслушивания. Можно, находясь в некоемособом месте, слушать, о чём говорят в других комнатах. Это раз. Люпенпровернул ловкую афёру в Петербурге. Значит, он скорее всего, владеет русским.Это два. Поняв, что мои междугородные переговоры для него опасны, он повредиллинию. Но японского негодяй явно не знает. Иначе он предупредил бы профессора,что меня ни в коем случае нельзя подпускать к девушке. И это три.

– Лебрен-сенсей – сообщник Арсена Люпена? – ахнуля.

– Безусловно. Если только это не сам Люен. –Круглые глаза господина с удовольствием смотрели, как я делаю ошеломлённоелицо. Я знаю, что ему это нравится, и в таких случаях стараюсь вовсю. –Собственно, вариантов всего два. Арсен Люпен играет либо роль профессора, либороль управляющего. Всю операцию задумала и осуществляет эта парочка. Мы знаем,что Боско появился в усадьбе недавно и сразу сумел завоевать доверие владельца.Это обычная метода Люпена. Он частенько, соответствующим образомзагримировавшись, внедряется в какой-нибудь богатый дом и вынюхивает, чем тамможно поживиться. Иногда поручает это кому-то из своей шайки. В деле почтиникогда не участвует больше двух-трёх человек. Не знаю, в чём состоялпервоначальный замысел Люпена, но беда, случившаяся с девушкой, ускориласобытия. У мерзавца возник подлый, но чрезвычайно сильный план, как обобратьдез Эссара, ничем при этом не рискуя.

Фандорин-доно задумался.

– Пожалуй, всё-таки Люпен – это управляющий, а такназываемый профессор – его подручный. Ты понял, что в парижскую клинику звонилне сам дез Эссар? Хозяина к аппарату позвал Боско. Убитому горем отцу и вголову не пришло, что он разговаривает с фальшивым Лебреном. Именно поэтомусообщники ни в коем случае не могли допустить, чтобы я проконсультировался спрофессором Смайли. Их обман насчёт того, что больную ни в коем случае нельзятрогать с места, немедленно раскрылся бы. А именно на этом и построен весьзамысел.

– Получив в парижской полиции точные приметы Люпена, вымогли бы опознать преступника – по тем же ушам, – подхватил я. – Вызаметили, господин, что у Лебрена, которого я больше не стану именовать«сенсеем», уши заострённые, как у летучей мыши?

– Я заметил, что у «мсье Боско» ушей под кудрями вообщене видно.

Мне стало немножко скучно. Я надеялся, что эта историязакончится каким-нибудь более интересным образом.

– Что теперь? – Я с трудом подавил зевок. –Пойдём и схватим сначала одного, а потом второго?

Фандорин-доно покачал головой.

– Нет, мы их возьмём с поличным. Скоро вернётся хозяин.С деньгами. Это и будет наживка для рыбки. Мы знаем, кто преступники. Знаем,что они нас подслушивают. Все козыри теперь в наших руках. Я полагаю, дальшепроизойдёт вот что…

И он с поразительной точностью предсказал, что всех нас подкаким-нибудь предлогом выманят из комнаты, где будут лежать деньги. Хотявообще-то ничего особенно поразительного в этом нет. Когда столько лет служишьтакому человеку, приучаешься доверять его предсказаниям.

Когда за домом грянули выстрелы, мы переглянулись и понялидруг друга без слов. Погасший свет лишь подтвердил, что Люпен готовится нанестизавершающий удар. Разбойник понимает, что денег ему не отдадут, и собираетсяукрасть их, не дожидаясь полуночи. Тут-то ему и конец. А темнота, в которуюпогрузился дом, нам с господином только на руку.

Мы расположились в заранее условленном месте, будтоспециально предусмотренном для засады. Стены коридора, что ведёт из столовой клестнице, с обеих сторон заняты высокими шкафами, где хранится всякая утварь. Явстал в один из них, приоткрыв дверцу, господин в другой, напротив.

Ждать пришлось совсем недолго. Я только-только успелпомассировать себе глазные яблоки, чтобы лучше видеть в темноте, как напротивоположном краю столовой скрипнула дверь. Там возникли две тени,остановились на пороге, очевидно, тоже давая глазам возможность приспособитьсяк мраку.

Фандорин-доно выскользнул из своего укрытия и крепко взялменя за плечо, чтобы я не сорвался с места раньше времени. Это было немножкообидно – как будто я новичок! Я напряг мышцы плеча, и господин понял – убралруку.

Один из людей, прокравшихся в столовую, жестами отдавалраспоряжения. Это несомненно и был Арсен Люпен.

Они подошли к столу, и первый, протянув руку, дотронулся домешка с деньгами, будто хотел проверить, на месте ли он.

Фандорин-доно молча показал мне на второго: мол, он твой.

Мне всегда достаётся что похуже, но я не сетую. Такова кармавассала.

В одно мгновение мы пересекли расстояние, отделявшее нас отстола. Я вскочил на скатерть и ногой, но не очень сильно, двинул своегопротивника по подбородку, а когда он упал, прыгнул на него сверху.

Человек он был сильный и, видно, не робкий. Хоть иполуоглушенный, он всё же попытался ударить меня кулаком в лицо. Я, конечно,мог бы уклониться, но не стал этого делать. Отступление, даже временное, лишьукрепляет у врага волю к сопротивлению. Поэтому я бестрепетно принял удар, иещё неизвестно, что было ушиблено сильнее – моя скула или его кулак. Правда,кольцо на его пальце сильно оцарапало мою щеку, но это пустяки.

Потом я надавил упавшему коленом на грудь, зажал емузапястья и раза два, тоже умеренно, стукнул лбом в лоб, чтобы он понял полнуюбезнадёжность борьбы.

Он понял, но не сразу. Упрямый был противник, он извивался идёргался не менее полуминуты. Я уже знал, что это врач – когда я колотил егоголовой, мне щекотнули нос висячие усы.

Ожидая, пока фальшивый профессор выдохнется, я посматривал,как дела у господина, которому, стало быть, достался фальшивый управляющий, онже Арсен Люпен. Зрелище было весьма элегантное, напоминающее театр теней.

Господину было интереснее, чем мне. Он не сумел свалитьврага на пол, и они быстро перемещались вокруг стола, обмениваясь ударами. Судяпо тому, что я мог разглядеть в темноте, Люпен действительно владел некоторыминавыками новомодной борьбы «пустая рука», однако биться ногами не обучился.Атаку сверху ещё как-то держал, но почти всякий раз, когда Фандорин-доно пускалв дело нижние конечности, удары достигали цели. Наконец, господину удалосьсделать превосходную подсечку, а дальнейшее было просто. Хороший увакири помакушке, и бой закончился.

Тут как раз и мой упрямец захрипел, обмяк.

Именно в этот миг, словно желая отметить победу Закона надПреступлением торжественной иллюминацией, вновь включилось электричество.