– Они означают, что п-преступник хочет увести нас всторону от расследования, – преспокойно заявил русский. – Зачем быловообще давать эту подсказку, задался я вопросом. По-моему, ответ очевиден.Люпен, конечно, предполагал, что мсье дез Эссар обратится за помощью если не кполицейским, то к частному детективу. Расчёт шантажиста прост. Времени у сыщикаи так очень мало, а тут оно ещё и будет потрачено на эту ч-чепуху.

– Интереснейшее умозаключение! – Холмс отложилтрубку и изобразил, будто аплодирует. Всерьёз ли он восхищается Фандориным илииронизирует, мне было непонятно. – Что же вы предлагаете, сэр? Можете ливы изложить свой план действий?

– Извольте. Ровно в половине двенадцатого, всоответствии с условиями Люпена, пятеро мужчин спустятся с парадного крыльца,сядут в коляску и укатят за ворота. Мисс Эжени останется в башне, мешок сденьгами – на столе.

Я не удержался от язвительного восклицания:

– Отличный план, ничего не скажешь!

Холмс положил мне руку на запястье:

– Погодите, Уотсон. Мистер Фандорин ещё не закончил.

Из коридора донеслись шаги. Вошёл японец, таща под мышкамидва ватных манекена из числа тех, что мы видели в подвале. Громко чихнул ипоставил кукол на пол.

– Уедут п-профессор, мистер Уотсон и Маса. А также дваэтих ватных господина. На одного мы наденем мой плащ и цилиндр, на второгопальто и шляпу мистера Холмса. Как вы знаете, перед домом открытоепространство. Вести наблюдение можно либо со стороны оврага, до которого добрыхполсотни шагов, либо с противоположного края лужайки, а это ещё дальше. К томуже в парке совсем темно. Люпен или его помощники увидят лишь, что от дома к коляскедвижется плотная группа людей. Когда же экипаж проедет мимо них, понять понеподвижным силуэтам, где человек, а где к-кукла, будет уже невозможно.

– А мы с вами останемся здесь и проверим, наскольколовко мсье Люпен владеет навыками восточной борьбы! – подхватил Холмс игромко расхохотался. – Остроумная выдумка, и вполне в моём духе! Ядогадался, что вы затеваете нечто в этом роде, ещё когда вы превратили дом взакупоренную бутылку. Прихожая – отличное место для засады.

Признаться ли? В этот момент я ощутил неловкость за своеговеликого друга. Мне показалось, что он ведёт себя не совсем по-джентльменски,взяв снисходительный тон, слишком напоминающий хорошую мину при плохой игре.Ведь план мистера Фандорина, действительно, превосходный, был составлен безнашего участия.

Зазвенел телефон.

Я сидел ближе всех к аппарату и взял трубку.

Это был дез Эссар.

– Доктор Уотсон, это вы? Мне страшно! – сбивчивозалопотал он. – Мне нужно было сразу… Но я не хотел вас отвлекать… Ах, чтоя натворил! Вдруг я его погубил?

Пришлось на него прикрикнуть, ибо строгость – лучшеесредство против истерики.

– Немедленно успокойтесь! Говорите толком! Чтостряслось?

Все в столовой напряжённо на меня смотрели.

– Да-да, я попробую… Когда я шёл от дома к конюшне мимооврага, мне послышались какие-то звуки. Будто кто-то перешёптывается… Я, можетбыть, подслеповат, но слух у меня отличный… Однако я не был уверен – думаю,вдруг это ветер шуршит ветвями. Попросил Боско, чтобы он осторожно подкралсясзади и тоже послушал… Он ушёл и не возвращается… Вдруг с ним что-то случилось?

Поскольку говорил дез Эссар прерывисто, я успевал в паузахнаскоро пересказать услышанное своим соратникам.

– Спросите, сколько минут миновало с тех пор… –начал было Фандорин, как вдруг со стороны оврага один за другим ударили двавыстрела.

Я вздрогнул – не от выстрелов, а от того, как пронзительнозакричал мне прямо в ухо дез Эссар. Он тоже услышал.

– Скорей! Туда! – метнулся к двери Холмс, быстрый,как молния.

Все ринулись за ним.

Выскочив на крыльцо, мы разделились.

– Вы слева, мы справа! – показал Холмс.

Идея была ясна: охватить овраг с обеих сторон.

Я старался не отстать ни на шаг от своего друга, на бегувыдёргивая из кармана револьвер, который зацепился курком и рвал подкладку.

Следуя указанию Шерлока Холмса, мы с господином забежали заугол дома и остановились.

Англичане, надо отдать им должное, передвигались в темнотеумело: их было не видно и не слышно.

В эту самую секунду жёлтый свет, пробивавшийся сквозь щелизапертых ставень, мигнул и погас – снова отключилось электричество.

– Всё идёт, как по нотам, – шепнул господин. (Этовыражение означает, что ход событий полностью совпадает с планом – как следуетнотной записи игра музыканта).

Пригнувшись, мы юркнули назад в дом.

Представляю, как удивлён этим нашим поступком читатель! Авсё потому, что я нарочно опустил очень важный разговор, состоявшийся междумной и господином, когда мы потолковали с Лебреном и госпожой Эжени.

Как уже было сказано, беседа шла на японском.

– Тепель всо понатно, – с довольным видом объявилФандорин-доно. – Долога казалась длыной в тли сяку, а оказалас колоче тлёхли.

– Вы хотели сказать: «Дорога казалась длиной в три ри,а оказалась короче трёх сяку», – поправил его я и перешёл на русский,потому что тяжело слушать, как господин коверкает нашу речь.

Но он воткнул мне палец в живот, и я был вынужден замолчать,потому что, когда тебя со всей силы тыкают жёстким пальцем в солнечноесплетение, совершенно невозможно ни вдохнуть, ни выдохнуть.

– Я знаю, мой японский стал нехорош, – призналФандорин-доно (не буду больше передавать его акцент, потому что слишкомутомительно писать катаканой), – я даже перепутал «ри» и «сяку», но тебепридётся потерпеть. Ты обратил внимание на крайне любопытное обстоятельство?Давеча, беседуя в столовой, мы с тобой собирались предпринять два действия:во-первых, воспользоваться междугородной телефонной связью, а во-вторых,расспросить Лебрена и госпожу Эжени. При этом про телефон я сказал по-русски, апро опрос свидетелей по-японски. Сразу после этого внешняя линия вышла из строя,и первое стало невозможно. Зато разговору в башне, очень важному длярасследования, ничто не помешало.

– И что же это значит?