Он так и не узнал, что я видел карту. Как только он умер, япришел сюда и откопал консервную банку. Там было более двухсот тысяч долларов.

Туз! Можешь не беспокоиться, я решил поделиться и поделитьсяпоровну, так что оставляю тебе то, что тебе по праву принадлежит. Добропожаловать в город, Тузило Драное!

Искренне Ваш

Алан Пэнгборн, шериф округа Касл

P.S. Прими дружеский совет. Туз: теперь, когда ты в курсе,бери свою долю и уматывай. Не забывай старую поговорку: дают – бери, бьют… Еслиты хоть раз попробуешь меня донять дядюшкиными денежками, я проделаю новуюдырку в твоей заднице и заткну ее твоей собственной головой. Верь моему слову.

А.П.».

Листок выпал из обессилевших пальцев Туза, и он едва смограскрыть второй конверт.

Там лежала банкнота достоинством в один доллар. «Я собираюсьподелиться и поделиться поровну, так что оставляю то, что тебе по правупринадлежит».

– Ах ты рвань поганая, – прошептал Туз и дрожащими пальцамидостал доллар из конверта. «Добро пожаловать в город, Тузило Драное!». – СУЧИЙУБЛЮДОК! – закричал Туз так громко, что почувствовал, как в горле что-тонадорвалось. Над головой прокатилось эхо: ублюдок… людок… док… Он хотел былоразорвать доллар в клочья, но заставил себя успокоиться. Нет, приятель, все ещевпереди.

Это дело поправимое. Сукин сын решил прикарманить папашиныденежки, так? Он присвоил то, что, по его же собственному выражению, «по правупринадлежит» последнему оставшемуся в живых родственнику покойного, так?

Так. Правильно! Прекрасно! И поэтому, забрав свои деньги,Туз отрежет поганому шерифишке яйца перочинным ножом и вот этот самый долларзасунет в ту дырку, откуда они росли. Так что рвать его пока не стоит.Пригодится как память.

– Ты любишь денежки, защитничек наш драгоценный, – пропелТуз елейным голосом. – Ладно. Никаких проблем. Никаких… твою мать… проблем.

Он направился к машине на негнущихся отяжелевших ногах,заплетающейся походкой, ничего общего не имеющей с его обыкновенно легкойрысцой.

Но к тому времени, когда до машины оставалось несколькофутов, Туз уже почти бежал.

1

С без четверти шесть Касл Рок стал погружаться в сумеркиудивительные, необычайные, роковые. С юга горизонт освещался вспышками молний,глухие отдаленные раскаты грома доносились с полей и лесов. Тучи ползли понаправлению к городу и по мере приближения сгущались. Уличные фонари,управляемые фотоэлементами, зажглись на полчаса раньше, чем полагалось в этовремя года.

В конце Мейн Стрит царили непривычные суета и хаос. Толпынарода, автомобили полиции штата, автобусы с телестудии. Радиопереговорныеустройства щелкали, рявкали, гудели, хрюкали и пищали в знойном неподвижномвоздухе. Телевизионщики тянули кабель и кричали на зевак – по большей частиподростков, сбивавших свободный конец кабеля до того, как его успевали временноукрепить на асфальте клейкой лентой. У входа в муниципалитет за баррикадамитолпились репортеры четырех еженедельников и беспрестанно щелкали камерами,чтобы успеть к завтрашнему дню расцветить первые полосы своих изданийфотографиями. Несколько местных жителей – всего несколько, что вызвало быудивление у любого, обратившего на этот факт внимание, но таких не нашлось –вытягивали шеи, стараясь не упустить интересного зрелища. Корреспонденттелевидения вед запись своего репортажа, стоя спиной к зданию муниципалитеты вярком свете прожекторов.

– Бессмысленная волна насилия захлестнула Касл Рок послеполудня, начал он и замолчал, не договорив. – Захлестнула? – переспросил он самсебя, недовольно сморщившись, и крикнул, обращаясь к съемочной группе. Черт,давайте сначала.

Слева от него режиссер другой телепрограммы наблюдал заподготовкой к прямой трансляции, которая должна была начаться через двадцатьминут. Толпа любопытных постепенно сгущалась, привлеченная знакомыми лицамителекомментаторов. За баррикадами, с тех пор как из здания муниципалитетавынесли пластиковый мешок с телом несчастного Лестера Пратта и уложили в карету«Скорой помощи», ничего интересного не происходило.

Верхняя часть Мейн Стрит пустовала – ни голубых мигалокполицейских машин, ни ярких лучей телепрожекторов. Вернее, она почти пустовала.

Время от времени легковая машина или пикап останавливалисьперед магазином Нужные Вещи. Время от времени под зеленый навес заглядывалислучайные прохожие, но за стеклом витрины было темно и шторы на дверях опущены.Время от времени от небольшой толпы зевак в конце Мейн Стрит кто-нибудь выходили брел по улице мимо пустыря, где когда-то красовался Центр Изобилия, мимоателье «Шейте сами», тоже наглухо запертого и темного, в сторону магазина.

Никто не замечал этот тоненький ручеек посетителей: ниполиция, ни телевизионщики, ни корреспонденты, ни большинство наблюдателей. Ихвнимание было привлечено местом преступления, а к эпицентру преступления, всеголишь в трехстах ярдах, они стояли спиной.

Если бы сторонний наблюдатель ненадолго заинтересовалсяпроисходящим, он тут же обратил бы внимание на некоторые детали. Посетителиподходили к магазину. Посетители читали объявление, вывешенное в витрине:

ЗАКРЫТО ВПЛОТЬ ДО ОСОБОГО УВЕДОМЛЕНИЯ

Посетители отступали на шаг с выражением отчаяния ирастерянности на лицах, с видом наркоманов, обнаруживших, что поставщик обманули не явился на свидание. «Что же мне теперь делать?» – было написано на ихлицах.

Большинство возвращались и перечитывали объявление, какбудто в надежде, что более пристальное изучение изменит содержание.

Некоторые сразу садились в машины или брели пешком к зданиюмуниципалитета, чтобы воспользоваться бесплатным развлечением, и вид у них былвесьма равнодушный, вернее не слишком расстроенный. Но на лицах большинствавспыхивало внезапное понимание. Они походили на людей, отгадавших наконецпоследнее слово кроссворда или подобравших последнюю картинку головоломки.

Эти люди заворачивали за угол, в переулок, тянувшийся потыльным сторонам домов, выстроившихся вдоль Мейн Стрит, туда, где прошлой ночьюприпарковал «такер» Туз Мерилл.

В сорока футах от поворота из открытой двери на тротуарпроливался ярко-желтый луч света. Луч этот становился еще ярче, по мере тогокак день склонялся к вечеру. Его пересекал темный силуэт, похожий на те, чтовырезают умельцы из черной бумаги. Силуэт принадлежал, вне всяких сомнений,Лилэнду Гонту.

На пороге он поставил стол. На него водрузил коробку отсигар «Рой-Тэн». В нее он клал деньги, уплаченные покупателями, и выдавалсдачу.