Покупатели подходили нерешительно, даже боязливо, но всехобъединяло одно: они были явно разгневаны и собирались вылить свой гнев навиновного.

Некоторые бросались наутек, не успев дойти несколько шаговдо стола, за которым сидел мистер Гонт. Мужчины и женщины мчались прочь слицами, искаженными ужасом, – как будто они увидели дьявола, поджаривающегокотлеты из человечины. Но многие, надо отдать им должное, оставались, чтобыдовести дело до конца. Мистер Гонт болтал с ними о том о сем, добродушно подшучиваянад своей странной коммерцией с черного хода, завершающей долгий трудовой день,и они постепенно успокаивались.

Мистеру Гонту нравился его магазин, но никогда ему не былосреди стеклянных витрин так привольно, как здесь, на свежем воздухе, когда онстоял лицом к надвигающейся грозе, чувствуя, как ветерок играет волосами.

Магазин с разумно расположенными светильниками на потолкебыл несомненно хорош… и все же здесь куда лучше. Здесь всегда гораздо лучше.

Он начал свое дело в незапамятные времена как бродячийторговец на слепом лике далекой земли, торговец, носивший товар за спиной,торговец, появлявшийся с приближением ночи и уходивший на заре, оставляя засобой кровь, ужас и несчастья. Годы спустя, когда по земле гуляла Чума, таскаяза собой повозки с мертвецами, он переезжал из города в город, из страны встрану в фургоне, запряженном костлявой белой лошадью с горящими страшнымиглазами и языком черным, как сердце убийцы. Товар свой он продавал прямо сфургона и исчезал до того, как покупатели, расплачивавшиеся мелкой монетой, ато и в обмен, успевали обнаружить, что они на самом деле приобрели.

Времена менялись; вместе с ним менялись и лица. Но стоило налицах появиться желанию, они становились все теми же: лицами овец, лишившихсяпастыря, и тогда он снова чувствовал себя на своем месте, прежним старымбродячим торговцем. Не тем, что стоит за прилавком с кассовым аппаратом Шведа,а тем, что когда-то стоял за простым деревянным столом, доставая сдачу изсигарной коробки и продавая желающим один и тот же предмет все снова, и снова,и снова, Товары, которые так привлекали жителей Касл Рок, – черные жемчужины,святые реликвии, ??одзорные трубы, старые журналы комиксов, бейсбольныекарточки, изделия цветного стекла, трубки, старинные калейдоскопы – все исчезло.Мистер Гонт приступил к своему главному делу, а дело это, в конце концов,всегда сводилось к одному и тому же. Менялась внешняя оболочка, как и всеостальное с течением времени, но сущность оставалась та же: разная начинка водинаково темном и горьком пироге.

В конце концов мистер Гонт всегда продавал оружие… и еговсегда покупали.

– Благодарю вас, мистер Уорбертон, – говорил мистер Гонт,принимая пятидолларовую банкноту у чернокожего дворника. Взамен он протянул емуодин доллар сдачи и один из автоматических пистолетов, которые Туз привез изБостона.

– Благодарю вас, мисс Милликен. – Он принял у нее десятьдолларов и сдачи дал восемь.

Он брал с них ровно столько, сколько они могли себепозволить отдать ни пенни больше, ни меньше. «Каждому по желанию, от каждого повозможностям» – таков был лозунг мистера Гонта. Все его клиенты алкали нужныхвещей, и он явился для того, чтобы удовлетворить их желания, рассеять скуку иутолить боль.

– Рад вас видеть, мистер Эмерсон.

О, как приятно снова торговать тем, что дорого сердцу,торговать, как в старые добрые времена. И никогда еще торговля не шла такгладко.

2

Алана Пэнгборна не было в Касл Рок. В то время как полицияштата пребывала в одном конце Мейн Стрит, а мистер Гонт распродавал свойглавный и последний товар в середине улицы. Алан сидел в детском отделенииБлюмер Уинг клиники Северного Камберленда, в Бриджтоне.

Отделение Блюмер Уинг было совсем небольшое – всего начетырнадцать палат, но нехватка площади с лихвой возмещалась отделкой. Стеныпалат были окрашены в самые разнообразные яркие цвета. С потолка игровойкомнаты свисала вертушка, а на ее осях подпрыгивали, пританцовывали инасвистывали разноперые пташки.

Алан сидел напротив фрески, изображавшей героев из цикластихов под названием «Мама Гусыня». Один из них, мужчина, склонился над столоми приказывал что-то маленькому мальчику, скорее всего деревенскому, в глазахкоторого сиял восторг, смешанный со страхом. Эта картина вызывала в памятиАлана строчки из детского стишка, шепотом прозвучавшие у него в ушах:

Простофиля Грегори встретил пекаря, Когда тот шел на базар.

– Простофиля Грегори, – сказал пекарь. – Отведай мой товар.

По рукам у Алана побежали мурашки – крошечные пупырышки, каккапли холодного пота. Он не мог понять отчего, но казалось это вполнеестественным. Никогда в жизни он не чувствовал такого страха, такойрастерянности, такого смятения. То, что происходило в Касл Рок, было выше егопонимания. Ясно это стало только сегодня во второй половине дня, когда,казалось, произошел всеразрушающий взрыв, но на самом деле началось несколькодней, скорее всего неделю назад. Он не знал с чего именно, но догадывался, чтоистория Нетти Кобб и Вильмы Ержик стояла в самых истоках.

И теперь он со страхом предполагал, что разрушительныйпроцесс продолжается, пока он сидит здесь в компании с Простофилей Грегори ипекарем.

Медсестра мисс Хендри прошла по коридору, слегка поскрипываяподошвами туфель и грациозно обходя разбросанные в беспорядке детские игрушки.Когда Алан вошел сюда, полдюжины детишек, кто с конечностями в лубках и наперевязи, кто с частично полысевшими головенками в результате, как догадывалсяАлан, лечения химиотерапией, строили дома из кубиков и возили туда-сюдамашинки, громко и весело переговариваясь друг с другом. Теперь наступило времяужина, и дети разошлись кто в столовую, кто по палатам.

– Как он? – спросил Алан мисс Хендри.

– Без изменений. – В спокойном и вежливом тоне прозвучаланотка враждебности. – Спит. Он должен спать. Он пережил большое потрясение.

– Что слышно от его родителей?

– Мы звонили на работу его отцу в Южный Париж. Но он сегоднявыполняет заказ в Нью-Хемпшире. После работы поедет домой и тогда, по всейвидимости, все узнает. Думаю, он должен появиться здесь около десяти вечера, ноточно сказать, конечно, нельзя.

– А мать?

– Не знаю. – Враждебность в голосе мисс Хендри слышалась ужегораздо явственнее, но направлена она теперь была не на Алана. – Ей звонила нея.

Знаю только то, что вижу, – здесь ее нет. Этот маленькиймальчик стал свидетелем самоубийства брата, случившегося дома, но мать до сихпор не появлялась. А теперь прошу меня извинить – мне надо развозить лекарства.