Но телефон все звонил и звонил. Может быть, звонит Ливень?Эта мысль вывела ее из полузабытья, и Джастина поднялась, нетвердо держась наногах, потащилась в гостиную. Германский парламент собрался на внеочереднуюсессию, они с Лионом не виделись уже целую неделю, и мало надежды увидеть егораньше, чем еще через неделю. Но, может быть, кризис там разрешился и он звонитсказать ей, что приезжает.

— Да?

— Мисс Джастина О'Нил?

— Да, я слушаю.

— Вас беспокоят из австралийского консульства вОлдуиче.

Говорил явно англичанин, он назвался, но спросонок она неразобрала имя, надо было еще освоиться с тем, что звонит не Лион.

— Слушаю вас. — Она зевнула, стоя на одной ноге,почесала ее подошвою другой.

— Есть у вас брат, некий мистер Дэн О'Нил? ГлазаДжастины широко раскрылись.

— Да, есть.

— Он сейчас в Греции, мисс О'Нил? Джастина выпрямилась,теперь она стояла обеими ногами на ковре.

— Да, правильно. — Ей не пришло в голову поправлятьговорящего, объяснять, что Дэн не мистер, а его преподобие.

— Мисс О'Нил, я очень сожалею, что мне выпала тягостнаяобязанность сообщить вам дурную весть.

— Дурную весть? Дурную весть? Что такое? В чем дело?Что случилось?

— С прискорбием вынужден сообщить вам, что ваш брат,мистер Дэн О'Нил, утонул вчера на Крите, насколько я понял, погиб как герой,спасая утопающих. Однако, сами понимаете, в Греции сейчас государственныйпереворот и наши сведения отрывочны и, возможно, не очень точны.

Телефон стоял на столике у стены, и Джастина прислонилась кней в поисках опоры. Колени подгибались, она медленно сползала вниз и под конецскорчилась на полу. Какие-то непонятные звуки срывались с ее губ, не смех и нерыдание, что-то среднее, громкие судорожные всхлипы. Дэн утонул. Всхлип. Дэнумер. Всхлип. Крит… Дэн… утонул… Всхлип. Умер, умер.

— Мисс О'Нил? Вы слушаете, мисс О'Нил? —настойчиво повторял голос в трубке. Умер. Утонул. Мой брат!

— Мисс О'Нил, вы меня слышите?

— Да, да, да, да, да! О господи, я слушаю!

— Как я понимаю, вы — ближайшая родственница, и потомунам необходимы ваши распоряжения — как поступить с телом. Вы слушаете, миссО'Нил?

— Да, да!

— Как вам угодно поступить с телом, мисс О'Нил? Тело!Он теперь — тело, хоть бы сказали его тело, нет, просто — тело. Дэн, мой Дэн.Тело.

— Ближайшая родственница? — услышала она свойтонкий, слабый голос, прерывающийся громкими всхлипами. — Ближайшая,наверно, не я. Ближайшая — мама.

Короткое молчание.

— Это очень осложняет дело, мисс О'Нил. Если вы — неближайшая родственница, мы теряем драгоценное время. — В голосесобеседника вежливое сочувствие сменилось нетерпением. — Вы, видно, непонимаете, в Греции совершается переворот, а несчастье случилось на Крите, этоеще дальше, и связь установить еще труднее. Поймите! Сообщаться с Афинамипрактически невозможно, и нам дано указание передать пожелания ближайшихродственников касательно тела немедленно. Ваша матушка с вами? Нельзя ли мне сней переговорить?

— Мама не здесь. Она в Австралии.

— В Австралии? О господи, час от часу не легче!Придется давать телеграмму в Австралию, опять отсрочка. Если вы не ближайшаяродственница вашего брата, мисс О'Нил, почему же так сказано в его паспорте?

— Не знаю. — Она вдруг поймала себя на том, чтосмеется.

— Дайте мне австралийский адрес вашей матери, мы сейчасже ей телеграфируем. Надо же нам знать, как быть с телом! Пока она получиттелеграмму, пока дойдет ответ, это же еще двенадцать часов, надеюсь, вы и самипонимаете. Все достаточно сложно и без этой путаницы.

— Так позвоните ей. Не тратьте время на телеграммы.

— Наш бюджет не предусматривает расходов намеждународные телефонные разговоры, мисс О'Нил, — сухо ответили ей. —Так будьте любезны, не скажете ли вы мне имя и адрес вашей матери?

— Миссис Мэгги О'Нил, — продиктовалаДжастина. — Джиленбоун, Австралия, Новый Южный Уэльс, Дрохеда. — Онараздельно повторила незнакомые ему названия.

— Еще раз прошу принять мое глубочайшее соболезнование,мисс О'Нил.

Щелчок отбоя, ровное однообразное гуденье — линия свободна.Джастина сидит на полу, трубка соскользнула на колени. Тут какая-то ошибка, вседолжно разъясниться. Не мог Дэн утонуть, он же плавает как чемпион! Конечно,это не правда. Нет, Джастина, все правда, сама знаешь, ты с ним не поехала, неуберегла его, и он утонул. Ты всегда оберегала его с тех пор, как он был совсемкрохой, тебе и теперь надо было быть с ним. Если б ты не сумела его спасти, такбыла бы там и утонула с ним вместе. А ты с ним не поехала только потому, чторвалась в Лондон, чтобы заполучить Лиона к себе в постель.

Как трудно думать. Все трудно. Ни с чем не сладишь, даженоги не слушаются. Никак не подняться с полу, никогда уже ей не подняться. Всознании ни для кого нет места, кроме Дэна, все мысли тесней и тесней кружатвокруг Дэна. И вдруг она подумала о матери, обо всех дрохедских. О господи.Туда сообщат, сообщат маме, всем им. И мама даже не увидела на прощанье, какоймилый он был в тот памятный день в Риме. Наверно, дадут телеграммуджиленбоунской полиции, и старый сержант Эрн влезет в свою машину, покатит вДрохеду и скажет моей маме, что ее единственный сын умер. Не ему бы, почтичужому человеку, приносить ей такую весть. Примите мое искреннее глубочайшеесоболезнование, миссис О'Нил, ваш сын умер. Легковесные, пустые учтивые слова…Нет! Не допущу я, чтобы и она узнала это от чужих, ведь она и моя мать! Тольконе так, не так, как пришлось это услышать мне.

Она дотянулась до аппарата, сняла его со столика на колени ксебе, прижала к уху трубку.

— Станция? Пожалуйста, междугородную. Алло? Мне нужносрочно связаться с Австралией. Джиленбоун двенадцать-двенадцать. И пожалуйста,пожалуйста, поскорей.

Мэгги сама сняла трубку. Час был поздний, Фиа уже легла. АМэгги в последнее время не хотелось ложиться рано, она предпочитала подолгусидеть, слушать сверчков и лягушек, дремать над книгой, вспоминать…

— Да?

— Вас вызывает Лондон, миссис О'Нил, — сказалаХейзел, телефонистка в Джилли.

— Здравствуй, Джастина, — спокойно сказала Мэгги.Джасси звонила, хоть и не часто, узнать, как дела.

— Мама? Мама, ты?

— Да, я слушаю, — мягко сказала Мэгги: сразучувствуется, Джастина чем-то расстроена.