«Теперь все ночи напролет Душа лишь о тебе поет, Стремитсявдаль она, в полет, И о тебе одной мечтает».

«Где же он? — размышлял Ральф. — И как мне добраться донего.»

Внезапно Ральф почувствовал жар возле бедра, словно кто-тоположил тлеющий уголек в карман для часов. Ральф нахмурился, но затем вспомнил,что там лежит, сунул палец в карманчик и выловил золотое кольцо. Он положил егона ладонь между линией жизни и линией любви, не удивившись, что кольцопохолодело, когда он сжал его.

«Э. Д. — Э. Д. 8-5-87».

— Одно кольцо, чтоб править всем и сущим. Одно кольцо, чтобысвязать нас всех, — пробормотал Ральф, надевая обручальное кольцо Эда набезымянный палец левой руки. Оно оказалось впору, разместившись над кольцом,которое сорок пять лет назад надела ему Кэролайн. Затем Ральф, подняв голову,увидел, что задняя стенка туалета исчезла.

2

В обрамлении оставшихся стенок он видел небо в последнихлучах заката и фрагмент ландшафта, тающий в серо-голубой дымке сумерек. ТеперьPальф смотрел с высоты десяти тысяч футов. Под ним раскинулись, поблескивая,озера и пруды, полоски лесов мелькали и исчезали из вида. Далеко впереди —вверху по отношению к туалетной кабине — Ральф увидел гнездо света.

Возможно, это был Дерри, теперь уже в десяти минутах полета.В нижнем левом углу поля зрения Ральфа светилась приборная доска. К альтиметру<Прибор для определения высоты полета.> была прикреплена небольшаяфотография, от которой у Ральфа перехватило дыхание. С фотографии улыбаласьневероятно счастливая и невероятно красивая Элен. На ее руках спала ЕеВеличество Малышка в возрасте неполных четырех месяцев. «Последнее, что онхочет видеть в этом мире, — жена и дочь, — подумал Ральф. — Его превратили вчудовище, но, кажется, даже чудовища помнят, что такое любовь».

Что-то загудело на приборной доске. Появившаяся в полезрения рука щелкнула выключателем. Прежде чем она исчезла, Ральф успел заметитьслабую, ко вполне различимую вмятину на безымянном пальце в том месте, котороепоследние шесть лет охватывало обручальное кольцо. Заметил он и кое-что другое:аура, окружающая эту руку, была того же грозового цвета, что и аура ребенка вбольничном лифте — бурлящая мембрана, столь же чужеродная, как и атмосферагазового гиганта.

Ральф, еще раз оглянувшись назад, поднял руку вприветственном жесте.

Клото и Лахесис ответили ему тем же. Луиза послала Ральфувоздушный поцелуй. Ральф показал, что поймал его, затем отвернулся и вошел втуалетную кабину.

3

Ральф испытал секундное колебание, не зная, как поступить скрышкой унитаза, затем вспомнил надвигающуюся больничную каталку, котораядолжна была бы снести ему череп, однако не сделала этого, поднял крышку ишагнул в унитаз. Он сжал зубы, приготовившись к удару в голень — одно делознать, другое — семидесятилетний опыт столкновений с различными предметами, —но прошел сквозь унитаз так, словно тот был из дыма… Или это он был из дыма.

Жуткое ощущение невесомости и головокружения, Ральфуказалось, что его сейчас стошнит. Вслед за этим чувство истощения, фильтровки,словно из него высасывали силу, позаимствованную у Луизы. Скорее всего, так онои было. В конце концов, это определенная форма телепортации, столь популярнаясреди писателей-фантастов, а такая вещь требует затраты огромного количестваэнергии.

Головокружение прошло, но его сменило еще более неприятноеощущение — чувство, что он расколот пополам.

Теперь Ральф видел полную картину простиравшегося под ниммира.

«Господи, что же случилось со мной? Что не так?»

Органы чувств Ральфа неожиданно ответили, что ничегоособенного не случилось, просто он достиг невозможного. Кабина самолета былашестьдесят дюймов в высоту. А это означало, что любому пилоту ростом выше Клотои Лахесиса придется сгибаться, пробираясь к креслу. Ральф не просто оказался всамолете во время полета — он попал в него, вытянувшись во весь рост, и сейчасРальф по-прежнему оставался в этом положении, стоя позади двух кресел в кабинепилота. Причина же его расширенного зрения была пугающе проста: голова Ральфавозвышалась над корпусом самолета. Ральф закрыл глаза.

«А вдруг я упаду? Если я в состоянии просунуть голову сквозькорпус самолета, то что помешает мне проскользнуть через низ и при этом несвалиться с такой высоты на землю? Или, возможно, сквозь землю, а затем исквозь саму „планету“?»

Но ничего не случилось, такое невозможно — по крайней мере,на данном уровне, — и ему остается лишь помнить, с какой легкостью они с Луизойподнимались сквозь больничные этажи и как стояли на крыше. Если он не забудетоб этом, с ним ничего плохого не случится. Ральф попытался сконцентрироватьсяна последней мысли и, взяв себя в руки, открыл глаза. Как раз под ним выступаловетровое стекло самолета. А за стеклом выдавался вперед нос, увенчанный ртутныммазком пропеллера. Гнездо света, которое Ральф видел ранее в дверце туалетнойкабины, теперь находилось гораздо ближе.

Ральф присел (согнул колени), и его голова беспрепятственнопроскользнула сквозь верх кабины самолета. Металлический привкус во рту,ощетинившиеся волоски в носу, словно от электрического разряда, и вот уже Ральфстоит на коленях между креслами первого и второго пилотов. Ральф не задумывалсянад тем, какое чувство вызовет встреча с Эдом в подобных странных, дажеэкстравагантных обстоятельствах, однако охвативший его приступ раскаяния — непросто сожаления, а именно раскаяния — удивлял.

Как и в тот далекий летний день 1992 года, когда Эдстолкнулся с ним, на нем была старенькая футболка вместо застегнутой на всепуговицы строгой сорочки. Эд сильно похудел — на первый взгляд, фунтов насорок, — что, впрочем, производило эффект не истощения, но героизма вготическом/романтическом стиле. Кожа Эда приобрела бледность бумаги, зеленыеглаза за круглыми стеклами очков a la Джон Леннон сверкали («как изумруды влунном свете», — подумал Ральф), губы казались пунцовыми, словно накрашенными.Белый шарф с японскими иероглифами был повязан вокруг головы, свободные концыего спадали на спину.

Окруженное грозовыми завихрениями ауры умное, подвижное лицоЭда пылало яростной решимостью. Он был прекрасен — прекрасен, и сильное чувствоdeja vu охватило Ральфа. Он понимал, что сейчас перед его внутренним взороммелькают события того дня, когда он встал между Эдом и толстяком-садовником;Ральф снова ясно видел тот день. Смотреть на Эда, затерянного внутри тайфуннойауры, из которой не взмывала вверх «веревочка», было все равно что видетьразбитую вдребезги бесценную китайскую вазу времен династии Мин.

"По-моему, он не видит меня на этом уровне.

Не может видеть".

И словно в ответ на эту мысль, Эд обернулся и посмотрелпрямо на Ральфа. В его широко открытых глазах застыло настороженное выражениебезумца, в уголках красиво очерченного рта блестела слюна.