Он повесил трубку на рычаг, прервав последний гудок на самойсередине.

3

Полли больше не могла этого выносить. Она перевернулась набок, потянулась к телефону… и звонок неожиданно прервался. «Так, – подумалаПолли, – а звонил ли он вообще?». Она лежала в постели, прислушиваясь котдаленным раскатам грома. В спальне было душно. Очень душно, как в серединеиюля, но открыть окна она не могла, так как всего неделю назад попросила ДейваФилипса, местного плотника-умельца, вставить зимние рамы.

Поэтому она сняла старые джинсы и сорочку, в которых ездилаза город, и, аккуратно свернув их, положила на стул у двери. Теперь она лежалав одном белье, надеясь поспать немного, прежде чем принять душ, но сон не шел.

Мешал, конечно, бесконечный вой сирен за окном, но основнаяпричина бессонницы была в Алане, в том, что он сделал. Она не могла понять и примиритьсяс его предательством, самым гнусным из всех, о которых юна когда-либо слышала,но и отделаться от мыслей о нем тоже была не в силах.

Она пыталась думать о другом (о сиренах, например, гудевшихтак, как будто конец света наступил), но мысли упорно возвращались кпервопричине ее теперешнего состояния. К тому, как он действовал за ее спиной,как вынюхивал. Как будто проводишь рукой по зеркально гладкой отполированнойповерхности не ожидая подвоха, а тут, на тебе, заноза.

«О, Алан, ну как ты мог?» – спрашивала Полли его и себязаодно.

Голос, ответивший на вопрос, удивил ее. Принадлежал он тетеЭвви, в нем не было жалости и сочувствия, что, впрочем, всегда отличалотетушкину манеру беседы, но помимо этого в нем отчетливо слышался гнев.

«Если бы ты сама рассказала ему правду, он не поступил бытак».

Полли резко села в постели. Голос был гневный, неприятный,это верно, но самое неприятное в нем то, что он принадлежал ей самой. Это былее голос. Тетя Эвви умерла много лет назад. Она подсознательно приписывала этотвнутренний протест, раздражение, гнев тете, переваливала, как говорится, сбольной головы на здоровую. Так застенчивый женолюб подбивает приятеляпереговорить от его имени с девушкой, которая ему нравится.

«Послушай, девочка, разве я не говорила тебе, что этот городперенаселен привидениями? Может быть, это все же я, твоя тетя?».

Полли испугано всхлипнула и зажала рукой рот. «А может быть,и не я. В конце концов, какая разница, кто именно? Вопрос вот в чем, Триша: ктонагрешил первым? Кто солгал первым? Кто первым скрыл правду? Кто бросил первыйкамень?».

– Это несправедливо! – крикнула Полли в пустой душнойкомнате и со страхом посмотрела на свое отражение в зеркале. Она ждала, когдатетя Эвви заговорит вновь, но, так и не дождавшись, легла.

Предположим, она согрешила первой, если только сокрытиечасти правды и несколько слов безобидной лжи – грех. Но предположим. Разве этодавало Алану право проводить расследование без ее ведома, как это делается сподсудимыми? Разве давало это ему право трепать ее имя в переписке ипереговорах с полицейскими управлениями других штатов? Или устраивать за нейслежку… или… как там это называется… шпионить?..

– Не думайте об этом, Полли, – прошептал знакомый голос. –Перестаньте себя терзать, вы вели себя абсолютно правильно. Я имею в виду вашпоследний поступок. Вы слышали виноватую нотку в его голосе?

– Да, – отчаянно прошептала Полли в подушку. – Да! Да, яслышала! Что ты насчет этого скажешь, тетя Эвви? – Ответа не последовало… лишьстранное легкое покалывание (вопрос вот в чем, Триша) в подсознании. Как будтоона о чем-то забыла, что-то выпустила из виду (хочешь конфетку, Триша? ).

Полли перевернулась на бок, и азка качнулась, стукнувшись оналившуюся грудь. Она услышала, как что-то царапнуло в маленькой серебрянойтемнице.

«Нет, – подумала Полли, – ничего там живого нет, шуршиткакая-нибудь сухая травка, вот и все. Мысль о том, что там нечто живое, этотвои фантазии».

– Хр-хр-хр.

Серебряный шарик тоненько звякнул, устроившись междухлопчатобумажной чашкой бюстгалтера и простыней.

– Хр-хр-хр.

«Эта штуковина живая, – сказал голос тети Эвви. – Она живая,Триша, и тебе это известно».

«Не болтай ерунды, – рассердилась Полли и перевернулась наспину. Каким образом там может помещаться живое существо? Предположим, ономожет дышать сквозь эти крошечные отверстия, но чем она, во имя всего святого,питается?». «А может быть оно питается ТОБОЙ, Триша?».

– Полли, – пробормотала она, – меня зовут Полли.

Покалывание в подсознании стало гораздо ощутимее – итревожнее – Полли даже труднее дышалось. Затем телефон зазвонил снова. Онаглубоко вздохнула и села. Лицо ее носило следы бесконечной усталости. Гордостьи тоска объявили войну друг другу.

«Поговори с ним, Триша, ну что тебе стоит. А лучше послушайего. Ты ведь не слишком часто это делала раньше, правда?».

«Не желаю я с ним разговаривать. После всего, что оннатворил».

«Но ведь ты по-прежнему любишь его». «Да, это правда. Нотеперь к любви примешалась еще и ненависть».

И снова голос тети Эвви яростно огрызнулся в сознании Полли.

«Хочешь всю оставшуюся жизнь быть привидением, Триша? Что стобой, девочка?».

Жестом нерешительности Полли протянула руку к телефону. Еерука конечность, полностью избавленная от боли, – застыла на полпути. А вдругэто не Алан? А вдруг это мистер Гонт? Может быть, он хочет сказать, что ихсделка еще не совершена, что она еще не расплатилась.

Она снова протянула руку, на этот раз почти коснувшисьтрубки, но тут же отдернула. Правая рука схватила свою близняшку-левую, и обе,сцепив пальцы замком, улеглись на живот. Она боялась голоса мертвой тети Эвви,боялась того, что сделала сегодня днем, боялась, что Алан или мистер Гонтрасскажут всему городу правду о ее крошечном умершем мальчике, бояласьпредположить, что мог означать этот бесконечный вой сирен за окном.

Но более всего остального она боялась самого Лилэнда Гонта.Ей казалось, что кто-то привязал ее к языку огромного медного колокола, которыймгновенно оглушит ее, сведет с ума и раздавит в лепешку, если начнет звонить.

Телефон умолк.

Снова взвыла сирена и постепенно замерла где-то неподалекуот Тин Бридж, и в эту же самую минуту грянул гром. Гораздо ближе, чем раньше.

«Сними ее, – прошептал голос тети Эвви. – Сними, милая. Онвластвует над желаниями, а не над волей. Сними ее. Разорви цепи, которыми онтебя опутал».