Придон задержал взгляд на миг на вороте распахнувшегосяплатья, белоснежная шея и чуть-чуть открытость груди, на диво крупной длятакого хрупкого тела. Она смотрела с непонятным выражением, Придон молчал,артане не должны говорить много, Итания тоже молчала долго, затем он вдругощутил, что нечто большое и даже огромное сблизило их рывком, соединило, Итаниядаже вздрогнула, глаза ее расширились, она вздохнула прерывисто.

– Ты говоришь с топором о том… что было предсказано навашем совете?

Он пробормотал:

– Уже знаешь?

– Придон, – сказала Итания тихо, – я непонимаю, почему ты решил, что я – овечка? Лишь потому, что ты крупнее? Игораздо сильнее?.. Родители у меня не овцы, с отцом ты уже общался, а мать мояумела отстоять себя… постоять за себя… Да и вообще! Неужели артане наивнодумают, что в слабом теле всегда слабый человек?

Он смотрел, несколько опешив, сейчас даже самый честныйартанин не сможет вот так, прямо в глаза сказать: да, я так думал, даже сейчастак думаю. Итания смотрела с вызовом, ждала. Он пробормотал:

– Прости… Да, я знавал здоровяков, что рождалисьзайцами, и встречал героев в телах слабее стебелька. Но ты… знаешь, о чемговорилось на тайном военном совете?

– Знаю.

Он стиснул кулаки.

– Кто-то поплатится, что выбалтывает все, о чемговорится на военных советах!

Она покачала головой.

– Не спеши. Это же понятно, что проговорились…нарочито.

– Зачем?

– Артанин, все еще не понимаешь… Твои лучшие друзьяхотят спасти тебя. Вот и проболтались как бы невзначай, чтобы я…

Он поднял голову, их взгляды встретились. Она не отвелаглаз, но щеки чуть-чуть покраснели.

– Чтобы ты, – спросил он, – что?..

– Чтобы я уговорила тебя уехать, – ответилаона. – Похоже, они почему-то верят, что если и я присоединюсь к ним… Онпрервал:

– Они знают, что только ты можешь заставить меняизменить решение. Но, Итания, как бы тебе ни хотелось избавиться от меня,ничего не получится. Я – остаюсь.

Она грациозно соскользнула со стола, он напрягся, страшась,что она уйдет и мир снова почернеет, однако она лишь придвинулась так близко,что почти касалась его бедром. Он вскинул голову, она смотрела внимательно, всиних глазах промелькнуло страдание.

– А если я, – проговорила она тихо, с трудомвыталкивая слова, – тоже… попрошу тебя?

– Лучше этого не делай, – ответил он.

– А если, – продолжила она, – я… уйду стобой? В Артанию?

Он покачал головой, лицо оставалось как вырезанное издерева.

– Я же говорил с богом, – напомнил он.

– И что он ответил?

– Ничего. Он только напомнил, что я – артанин. Наверное,ощутил, что уже начинаю ощущать удовольствие от вкусной еды, приятных запахов,мягкой постели, льстивых слов… И потому я…

Он запнулся. Она спросила напряженно:

– Но это правда… самое главное?

– А что главное?

– Говорят, что, если останешься, – сказала онапочти резко, – тебя убьют!

В ее глазах метнулась уже неприкрытая тревога. Придонмедленно поднялся, теперь Итании пришлось вскинуть голову и смотреть на негоснизу вверх. Он нежно обнял ее, она не противилась, не отстранялась, но и неприжималась к его груди.

– Кто убьет меня? – спросил он. – Ябессмертен, Итания. Я даже не знаю, что должно случиться, чтобы я погиб.Благодаря мечу… благодаря тебе.

– Но почему так говорят? Почему тебе предвещают гибель?

Он с самым беспечным видом пожал плечами.

– Волхвы должны говорить туманно. И ссылаться назвезды.

– А что, звезды разве говорят неправду?

Он засмеялся.

– Я заметил, что звезды только подтверждают то, о чемзадолго начинают поговаривать в народе. Итания, тцар я или не тцар, но я будужить… с достоинством. С достоинством – это… это с достоинством, а невыбирая, что выгоднее. Я выбрал огненный путь, когда увидел тебя… и неотвернулся, как того требовал Черево!

Она прижалась к его груди. Он обнял, гладил по голове.

Странно, ссора затихла так, словно ее и не было вовсе, а ондержится с нею без прежней подобострастности. Как будто оба сбросили скорлупу стел и душ, а шелуха слетела сама.

* * *

Ральсвик двигался со скоростью грозовой тучи, что вроде бынеторопливо ползет по небу, но по земле, обгоняя ветер, мчится гремящей стенойливня и града. Последние села и города закончились еще у подножия гор, адальше, хоть горы пока еще старые, пологие, даже не горы, уже холмы, поросшиелесом, ни сел, ни деревень, ни весей. За неделю встретили только хижиныохотников, хозяев удалось захватить, и все, что сумели сказать, умирая накольях, что они просто беглые, не возжелавшие платить подати, или жескрывающиеся преступники.

За все время, пока поднимались высоко в горы, где ДолинаДраконов, встретили только одну мало-мальскую крепостицу, да и то была не попути, ее обнаружили случайно.

Первый приступ был отбит с уроном для артан, они ярились ипослали за Ральсвиком. Ральсвик посмотрел, кулаки сами сжались в ярости ибессилии. Небольшая крепость, даже не крепость, а смех один, расположена нанеприступной скале, там за стенами едва ли два-три десятка человек. Ноединственная дорожка, по которой можно подняться, обстреливается с высоты,вдобавок разрушен единственный мостик через широкую пропасть, а через этупропасть нужно пройти обязательно. Есть еще тропка, но по ней надо идти шаговсорок, прижимаясь грудью к стене, ибо за спиной бездна, и все это почти подсамыми стенами проклятой крепости. Храбрецов можно бить на выбор не толькострелами, но и просто сбивать в пропасть камнями, цветочными горшками.

Ральсвик свирепел, призывал на головы проклятых трусливыхкуявов гнев всех богов, а Белозерц, старый и мудрый, утешал, говорил пустые ибесполезные слова, что здесь горы, а они степные герои, они не лазают покамням, как эти бараны, им нужен простор…

– Да знаю я все это! – взорвался Ральсвик. –Но что делать? Это же позор, все-таки нашлась крепость, которую не может взятьвся артанская армия!

– Ральсвик, у тебя же не вся…

– Но здесь и вся не сможет, – прокричал он вярости. – Даже катапульты установить негде!.. Отсюда не достать, а ближене подвезти, там уже та проклятая тропка, как только по ней ходят…

– Остается только осада, – сказал Белозерц. Онразвел руками. – А что еще? Мы можем пытаться приблизиться по той тропке,сами срываясь в пропасть, остальных они со смехом будут сбивать, играючи. Дажеприведут своих женщин, чтобы те швыряли в нас горшки, чтобы наша гибель былаеще и позорной!.. там погибнут все, Ральсвик. А куявы даже не поцарапаются.