– Были знамения… Нехорошие.

– Когда-то у тебя все были хорошие, – напомнилПридон. – Любая примета говорила о наших победах, помнишь?.. все сбылось!Но я не дрогну, если что-то окажется не совсем… нам и так слишком долго везло.

Аснерд сказал строго:

– Это было не везение! Мы – лучше, потому ипобеждали. Вяземайт, не тяни кота за хвост!

– Придон, – сказал Вяземайт уже решительно, словнобросаясь в холодную воду, – звезды стоят таким образом, что тебе грозитнеминуемая гибель, если не покинем Куябу… да и всю Куявию.

Военачальники молчали, никто не вздрогнул, не поежился.Знают, понял Придон, взглянул на Вяземайта. Тот смотрел в стол.

– Звезды, – сказал Придон с тоской. – Двенедели небо в тучах, но ты… гм, на то и волхв!.. И сколько мне осталось?

– Месяц, – ответил Вяземайт, – еслиостанешься. Долгая жизнь, если вернемся в течение трех недель. Но не простодолгая жизнь, Придон! Не долгая и спокойная, а полная подвигов, приключений,битв, сражений с чудовищами! Вот что тебя ждет. Ты рожден, чтобы изменить мир!Весь мир, подумай! Здесь и решать нечего.

Аснерд молчал, его медвежьи глазки пытливо смотрели из-поднависших каменных уступов с седыми кустами бровей. Придон задохнулся, как отудара под дых, с трудом сглотнул, перевел дыхание.

– Куявскость подбирается к нам незаметно, – сказалон с тоской. Поправился: – Пробирается в нас!.. Хитреньким такимчервячком. Я чуть было не пропустил такую гадость внутрь себя. Долгая жизнь, полнаяподвигов!.. Разве не сладкая приманка?

– Ну почему приманка, – пробормоталВяземайт. – Все обещано именно так.

– Потому, что ради нее, – сказал Придон с горькойиронией, – ради будущей долгой жизни, я должен отказаться от подвигасейчас, верно? Отказаться сегодня. То есть, попросту говоря, струсить.Отступить.

– Ради большой победы, – возразил Аснердстрого, – можно отказаться от малой! Или так: можно проиграть сражение,чтобы выиграть войну!.. А мы нигде не проиграли. Мы завоевали, а затем покидаемзавоеванную страну сами. По своей воле. Ни один вооруженный куяв не дышит нам взатылок.

Он взглянул на Вяземайта, тот кивнул, сказал торопливо:

– Более того, тебе предназначено завоевать весь мир!..Но если покинешь Куявию, где тебе грозит гибель, в течение этого месяца. Я незнаю, откуда это исходит, Придон. Я вопрошал богов, но и они не знают. Здесьчто-то совсем непонятное!.. Почему даже боги не знают?

Придон взглянул исподлобья. Открыл рот и тут же захлопнул.Рассказать – это Вяземайту придется менять отношение к богам, а зачем?

– Ради великой победы в будущем, – сказалон, – я должен немножко сподличать сегодня? Так?.. Нет, Вяземайт. Нет,Аснерд и вы, друзья мои. Я – артанин. И вы, надеюсь, все еще артане. Еслимне суждена здесь гибель, я приму ее по-артански. И вы, надеюсь, примете сдостоинством.

Ярость бушевала в нем, как ураган в Черных Землях. Передглазами застилало то красным, то черным, он кое-как добрался до Малого зала,где Тулей принимал самых доверенных, велел стражам никого не пускать, с размахувсадил в середину стола топор и сел, устремив взгляд в исцарапанное лезвие.

Ящер с ними, пусть они называют это спесью, артанскойспесью, но ему в самом деле плевать на изнеженность, на уют, на приглушенныйсвет и томные речи, он презирает жирную еду, от которой мужчины становятсятолстыми и ленивыми, презирает трусость и страстное желание спасти шкуру любойценой!

– Я – артанин, – сказал он вслух. В тускломлезвии помещался только массивный подбородок, чуть раздвоенный, с ямочкойпосредине, настоящей ямочкой, которую принимают за шрам, потому что откуда унего ямочки, а вот шрамы – да, у Придона должны быть шрамы, шрамы… –Я артанин, я должен оставаться артанином. Я им останусь, не дамся куявскости.Не дамся!

На лезвии топора слабо блеснуло лиловым с примесью красного.В помещении потемнело, он вскинул голову, взгляд упал на окно, там по слабомуалому закату ползут или вообще застыли на месте грязновато-лиловые облака.Сумрачно блестели железные прутья решетки.

Он поднялся, топор остался торчать, задранной рукоятью гордоуказывая на свод. Дверь отворилась без скрипа, он пробежал по лестнице вверх. Удверей Итании в кресле расположилась служанка, вязала. Застыла при видеПридона, сжалась в комок, стараясь превратиться в мелкого червячка и затерятьсясреди складок, он прошел мимо, не поворотив головы, толкнул дверь.

В просторных покоях пусто, слабый запах благовоний, ужезастарелый, никто не добавляет их в масло светильников, вообще запустение.

– Итания, – позвал он негромко. – Итания, тыздесь?

Слабое эхо отозвалось под сводами. Лесенка вела еще выше,уже в спальню, он шумно взбежал по ступенькам, но перед последней дверьюприглушил шаги. Почти на цыпочках прокрался к дубовым створкам. Сердце стучалотак, будто примчался не на второй этаж, а на вершину горы за рукоятью меча.

Несколько мгновений прислушивался, по ту сторону тихо,неслышно приоткрыл дверь. В щель было видно край ложа, но Итании там не было. Встрахе, что она исчезла снова, он распахнул с такой силой, что едва не сорвал спетель. Хорошо подогнанная дверь даже не скрипнула, а Придон запнулся на бегу.

Итания спала, по-детски подложив под щеку ладошку. Колениподтянула к животу, сгорбилась, лицо несчастное, золотые волосы разметались поогромной подушке. Придон в нерешительности приблизился, постоял, чувствуя, какгромко стучит сердце, может разбудить. Одна ладонь прикрыла левую половинкугруди, заглушая стук, другой тихонько коснулся ложа.

Итания еще не очнулась от тягостного сна, Придон присел насамый краешек. Он даже смотреть страшился пристально, боясь разбудить еевзглядом.

Итания во сне сдвигала брови, подергивала щекой, дажепостанывала. Прядь волос упала на лоб, щекотала веко. Придон осторожно отвел еев сторону, невесомое золото, мягкое и шелковистое, от него через пальцы по всемутелу пошла дрожь, затем сладкая истома.

Ее веки затрепетали, он не успел убрать руку, как глазаоткрылись, синие, как небо. Еще затуманенные сном, они взглянули прямо, безудивления.

– У тебя прибавилось шрамов, – сказала она оченьзнакомым голосом. Осеклась, взглянула дико, повела глазами по сторонам. Лицоисказилось страданием, затем медленно побледнело, застыло, и лишь тогдапроговорила хорошо контролируемым голосом: – Мой господин снова хочетутолить жар своей плоти?

Он встал на колени перед ложем. В его лице, обращенном кней, были страдание и мука.

– Итания, – прошептал он, – почему по ночам ктебе приходит… другой Придон? Почему с ним ты ласкова?.. Почему унижаешь меня?

Она ответила ровным голосом: