Ральсвик шатался от горя, его сотники едва услышали, как онпрошептал убитым от горя голосом:

– Разбить лагерь. Возьмем их осадой. Не может быть,чтобы у них сусеки ломились от припасов!

– Это же горцы, – согласился Белозерц. – Аони все бедные.

– Разбить лагерь! – повторил Ральсвик ужерешительнее.

* * *

В крепости заметно обеспокоились, когда артане перекрыли всетропки, по которым куявы могли бы ускользнуть или по которым к ним могли быподвезти еду или прислать подмогу, это было видно по множеству людей, чтонаблюдали за артанским лагерем, но никто не начинал приступ, и куявыуспокоились, на стене осталось два-три наблюдателя.

Прошел день, другой, третий, Ральсвик каждый день самвсматривался в осажденных, не попытаются ли на каких условиях сдаться, на стенепоявлялись новые люди, по ночам над крепостью полыхало красное небо, доносилсястук молотков, кузницы работают день и ночь, куют мечи, пики, топоры. Пастухови всю челядь явно заставили взять мечи, это было видно по тому, что овцыперебрались через полуразрушенную стену, начали щипать траву, а потом и вовсепобрели в сторону от крепости.

Белозерц затаив дыхание следил, как две овцы вовсеотделились от стада и зашли довольно далеко, так что стрелами со стен недостать, кликнул трех самых ловких, взобрались на стену, начали подкрадываться,прячась за камнями. Из крепости прибежал мальчонка, с криками начал собиратьовец.

– Захватить! – крикнул Белозерц.

Они выскочили, мальчонка с воплем убежал, овцы понеслись заним. Прыгая, как горные бараны, но двух отбившихся овец Белозерц с его героямиперехватили и с торжеством сбросили вниз, к ногам ожидавшего Ральсвика. Воины,довольные свежим мясом, принялись сдирать шкуры, свежевать, разожгли костер.Пошли шуточки, рассказывали друг другу, как Белозерц прикидывался бараном,чтобы поближе подобраться к овцам, как бэкал и стучал копытами, бил рогами окамни, доказывая свою баранность. Белозерц покрикивал, но без злобы, ходилподбоченясь.

Ральсвик ушел было смотреть на крепость, когда сзадизастучали торопливые шаги. Белозерц подошел мрачный, обеими руками держалвпереди себя овечий желудок.

– Взгляни, – сказал он.

– Что там? Драгоценные камни?

– Хуже, смотри…

Ральсвик брезгливо раздвинул края окровавленной плотипальцем. В желудке виднелись непереваренные зерна пшеницы. Крупные, отборные.

– У второй тоже, – сказал Белозерцневесело. – Полон желудок…

Ральсвик простонал сквозь зубы.

– Что же получается? Они кормят паршивых овец пшеницей?

– Это значит, – зло сказал Белозерц, – чтоони заранее приготовились к осаде. Догадывались, мудрые, что захватим всюравнину, а потом придем и сюда. И загодя набили свои подвалы зерном. Так чтонаш план взять измором…

Ральсвик круто повернулся, Белозерц заспешил за ним влагерь. Уже ни шуток, ни песен, все мрачные, озлобленные, все поняли, чтоозначают эти зерна в желудках овец. Ральсвик чувствовал на себе сотни парвопрошающих взглядов.

– Проклятье! – вырвалось у него гневное. –Неужели какое-то жалкое селение остановит нас?

Он повернулся и пошел быстро к крепости. Белозерц и еще троесотников пошли следом. Ральсвик остановился на расстоянии, чтобы моглиуслышать, прокричал:

– Мое имя Ральсвик, я тысячник великого Придона!..Требую признать власть великого Придона, и тогда… тогда мы снимем осаду ипойдем дальше. Вы снова сможете свободно выходить, пасти овец, общаться сдругими городами.

Сверху после недолгого молчания крикнули:

– Считаешь нас дураками? Да вы сразу вырежете всех!

Ральсвик вскинул обе руки:

– Призываю всех богов, что ни один из нас не войдет ввашу крепость. И даже не попытается. Вы можете не открывать ворот! Нам нужнотолько, чтобы вы признали власть великого Придона.

На этот раз там наверху совещались долго, спорили, все этовремя Ральсвик стоял, едва дыша. За ним мрачно сопели его военачальники, ужепоняли замысел и, как догадывался Ральсвик, полностью его поддерживают.

Наконец сверху крикнули:

– Ну ладно, признаем!.. И что еще?

– Ничего, – крикнул Ральсвик с огромнымоблегчением. Он услышал, как за спиной шумно вздохнули, как будто все неслимешки с камнями, а сейчас наконец-то сбрасывали. – Ничего!.. Вы призналивласть Придона!.. теперь мы уходим дальше, мы ведь своего добились. Все! Мыуходим.

Сотники помчались обратно, опередив его на половину дороги клагерю. Когда он пришел, все уже прыгали от радости, седлали коней, прятали вседельные вьюки походные котлы.

А в оставленной крепости защитники со страхом и надеждойсмотрели со стены вслед уходящим артанам. Старейшина с трудом перевел дыхание,снял баранью шапку и вытер ею худое вспотевшее лицо.

– Я не верил, – произнес он надтреснутымголосом, – когда Ратша посоветовал нам эту глупость… Ну, остатки пшеницыскормить овцам и дать им убежать, чтобы артане поймали! И так самим естьнечего, а тут еще такую дурь… Но получилось, получилось, не могу поверить, новсе получилось!

– Ратша – великий воин, – сказал другой спочтением. – Он в таких битвах бывал, что много всяких воинских хитростейзнает.

Последние жаркие дни уходящего лета, площадь перед дворцомполили водой, удивительный и такой хороший обычай, воздух густой, пряный, скакой бы стороны ни подуло ветром. Если со стороны сада, то нежно и приторнопахнет розами, свежими листьями, если со стороны моря – то солоноватойсвежестью.

Народ давно перестал пугаться артан, улицы даже позднимивечерами заполнены куявами. Снова торгуют, спорят, ругаются, сплетничают,перемывают кости соседям. Из окна дворца видно, как через площадь прошлигруппкой артане: высокие, поджарые, на их обнаженных до поясов телахпереливаются жаркие отблески багрового заката. Их лица суровы и надменны, плечиразвернуты, а спины прямые. У каждого через могучую грудь идет широкая перевязьсо знаменитым артанским топором, из-за которого артан зовут народом БоевыхТопоров, у всех на поясах слева висят ножи, которые хороши и в бою, и застолом.

Куявия стара, мелькнула неожиданная мысль. Может быть, стараи Артания, но Артания постоянно молода, как ящерица, что каждый год сбрасываетстарую кожу, а Куявия не сбрасывает: вот эта кожа во множестве длинных и кривыхулочек, где на каждом шагу лавки, кузницы, оружейные, винные, хлебные,скорняжьи, сапожные, где с трудом пробираются даже пешие, а телеги предпочитаютдвигаться по новым улицам, которым тоже сотни лет.

В Куябе множество храмов, капищ и простых жертвенников,здесь есть храмы даже чужих богов, не ведомых ни куявам, ни артанам, ни славам:поставили на свои деньги какие-то купцы, а куявы терпимы ко всем, кто их непримучивает к своему языку, привычкам или обычаям. Некоторые храмы даже выше ибогаче, чем дворцы беров, но с княжескими даже им не сравняться: это в Артаниибогам почетное место, а здесь везде люди, везде торгаши, и чем богаче человек,тем богаче у него дом, тем кичливее и заносчивее он сам, тем наглее его челядьи похабнее родня.