Придон проворчал:

– Надеюсь, сняли одежду хотя бы с убитых. И в домахпошарили до того, как сжечь.

– Это вряд ли, – ответил Аснерд. – Сам знаешьнаших героев. Сперва жгут, потом ищут в развалинах, что уцелело. Это зоветсяудалью!

Придон посмотрел подозрительно, у Аснерда не поймешь, когдаговорит серьезно.

* * *

Вообще-то между ним и Вяземайтом словно черная кошкапробежала после того нехорошего разговора на военном совете, так что дажехорошо, что Вяземайт сразу после военного совета отправился в горы. И хотя да,Вяземайт жаждет сохранить его шкуру, и, возможно, у волхва есть далекие планы ина будущее Придона, потрясателя уже не Троетцарствия, а всего мира… ведь естьже где-то еще дикие страны, там тоже должны прогреметь копыта артанских коней,но все равно, все равно! Как смеет кто-то решать, как ему жить, как умирать?

Вяземайт вернулся неожиданно, без всякого шума, черезгородские ворота не проходил, а как-то под вечер появился сразу во дворце.Придон принимал беров Нижней Куявии, те привезти подать, доставили скот напрокорм войска и просили разрешения оттяпать у местного князя Долонца лесныеугодья между рекой и городом. Они, дескать, в старину принадлежали им, но отецДолонца присвоил, пользуясь захватом власти в Куябе пришельцем Ютиггой ивсеобщей смутой, а сейчас как раз время восстановить справедливость, да и самимартанам это в копилку, что блюдут старые правила, обычаи.

Придон слушал, набычившись, куявы говорят чересчур витиеватои многословно, Вяземайт появился в дверях обычный, будничный, обнаженный допояса, словно и не бывал в промерзлых горах, с красивыми серебряными волосамидо плеч, чисто вымытыми и оттого блестящими, с ходу понял, о чем речь, сказал спорога:

– Это слишком простые вопросы, чтобы ими загружатьсветлого тцара Артании!.. Конечно же, забирайте нашим именем. Не потому, чтоДолонец в свое время возглавил армию против нас, хоть и не воевал, а потому,что артане всегда за правду, справедливость и восстановление старых обычаев.

Куявы поклонились, вопросительно взглянули на Придона, тотхмуро кивнул, подтверждая, что да, вопрос слишком простой и ничтожный для еговмешательства, любой конюх решит, даже вон волхв и то понимает, и куявы, ещераз поклонившись, осчастливленные, поспешно удалились.

Вяземайт сказал с кривой улыбкой:

– Иные дела государства, кажется, куда проще, чем…личные, да?

Придон спросил хмуро:

– Ты о чем?

– Да брось, понимаешь. Все видят, как терзаешься. Плохотолько, что и куявы не совсем слепые. Нехорошо, когда смешки. Хоть от наших,хоть от куявов. От куявов куда хуже. Тцар должен быть грозен и загадочен, а несмешон!..

Придон в раздражении прошелся взад-вперед по комнате,широкие плечи блестели, как начищенная медь, из-за влажного воздуха,перенасыщенного благовониями, кожа казалась натертой маслом, умащенной, какговорят куявы, и оттого все тугие мышцы выступали особенно красиво, вздувались,перекатывались под исцелованной солнцем кожей.

И только одно всякий раз бросало Вяземайта в дрожь:внимательный к мелочам, он чуть ли не единственный замечал, что под какими бысветильниками Придон ни проходил, никогда тень не бежала ни спереди, ни сбоку,ни сзади. Ее не было вообще.

– Пусть смеются, – прорычал Придон. –Артанский топор перерубил куявский меч, и наши прапора над всеми крышамиреют!.. А их Итания в моей постели.

Он запнулся, в глазах метнулось смущение. Глаза Вяземайтадвигались за ним, будто их соединяли с шагающим взад-вперед Придоном невидимыенити.

– Это ты хорошо сказал, – подбодрилВяземайт. – Любовь – это не только трели соловья, но и скрипдеревянного ложа. Скрип даже чаще, а потом только скрип – такова жизнь, ихорошо, что ты начинаешь это понимать… хотя сперва это горько и кажется чем-тонехорошим. А то, что она пока что с тобой холодна…

Придон сказал торопливо, спеша перебить Вяземайта, пока тотне брякнул что-то грубое, оскорбительное, нехорошее:

– Холодна?.. Да холодна ли жемчужина, попавшая в рукисо дна моря, покрыта ли она вообще льдом, я ее не выпущу из ладоней! Я получилее, получил! Завоевал, она здесь, рядом, всего через две комнаты. Я в любой мигмогу пройти эти комнаты… и каких усилий мне стоит, чтобы этого не сделать!..пусть холодна, но я люблю ее, я счастлив…

Он остановился, набирая в грудь воздуха, Вяземайт спросилнегромко:

– А она?

– Что она? – не понял Придон. – Она тоже…счастлива. Ведь одним словом она восстановила мир и спокойствие здесь, водворце, а потом и в самой Куябе!.. Ее благословляют куявы, ее любят артане. Онабыла и осталась высшей драгоценностью Куявии. Только теперь она засияла ещеярче.

Старый маг смотрел на него, как показалось Придону, снекоторой жалостью.

– Получил, – повторил он. – Да, ты ееполучил… Но ты ее всего лишь получил.

– Получил, – сказал Придон зло, – завоевал!Захватил вместе с Куябой… и всей Куявией.

– Раньше ты говорил, – напомнил Вяземайт, –как сейчас помню, о своей любви.

Придон дернулся, как ужаленный.

– А как же иначе?.. Разве не во имя этой проклятойлюбви нее это… Разве наши страны не трясло, как… Я люблю ее, я люблю ее так жебезумно, я сгораю.

Вяземайт долго смотрел на него сочувствующе, потом тихообронил:

– Нельзя любить ни того, кого боишься, ни того, ктотебя боится.

Отворилась дверь, ввалился отдувающийся Аснерд. Он дожевывалбольшую кость с лохмотьями мяса, кивнул обоим, вытер масленые губы тыльнойстороной ладони, Придон услышал скрип, словно точильным камнем с силой вели полезвию топора, швырнул кость в дверной проем, там послышался вопль, и захлопнулдверь.

– Ну че у вас веселенького?

Вяземайт бросил на него сердитый взгляд, прошел мимо, дверьотворилась от пинка, Аснерд проводил волхва непонимающим взглядом.

– Че это с ним?

Придон остановился, буркнул:

– Не догадываешься?

Аснерд ответил со скупой усмешкой на огромном лице:

– Все хочет, чтобы ты повзрослел.

– А я что?

Аснерд оглядел его с головы до ног.

– Ну, если для схватки в двобое, то лучше тебя нетбойца во всех трех тцарствах. Может быть, и на всем белом свете нет. А то и натом, что внизу. Но Вяземайту хочется выжать из тебя все, на что годен, чудак!

Придон опять не понял, шутит ли, на всякий случай хмыкнул.

– На что я годен, сам знаю. А он что хочет?

– Сделать тебя тцаром.

– А я кто?