Ваши барышни своё отыграли. Теперь там уже разворачивается побоище, а завтра с утра надо будет начинать думать, как восстанавливать Сивелькирию.

— А... Меня за это уволят?

— Полно Вам, Максим Андреевич! — чародей посмотрел на меня с обидой. — Пусть мы с Вами не смогли защитить столицу, но уж с Магистратом-то я за Вас сойдусь насмерть, если потребуется.

— Спасибо. А Димеона? Мы сможем её принять — потом, когда всё успокоится? Пусть не как младшего сказочного, а как лаборантку... Может, она и не всё понимает, зато у неё сердце на месте. Вампиров берём — так неужели для светлой жрицы не найдётся работы?

Маг посмотрел на часы:

— Об этом лучше будет подумать с утра, не находите?

— Нахожу, — кивнул я. — Спасибо.

Мы помолчали. В здании было тихо, слышно было лишь, как в камине трещит огонь.

— Я посплю... Можно? — спросил я. Глаза у меня слипались.

— Конечно! Хотите, я постелю Вам в...

— Спасибо, — я завозился, устраиваясь. — Спасибо, я прямо здесь.

Кресло было удобным — я распластался на нём, выставив ноги в проход, и уже засыпал.

— Вас разбудить, когда будет самое интересное?

Я с трудом поднял веки:

— Интересное?..

— Ну, хотите узнать, чем всё закончится? Сейчас пока идёт штурм укреплений, но потом, когда в бой вступят жрецы...

— Да, конечно... Спасибо!

— Доброй ночи, Максим Андреевич!

Я не слышал, я уже спал.

[1] Стихотворение Анны Гураевской.

Глава тридцать третья, в которой Мелисса идёт через город

Я спал, и мне снились сны.

Мне снились друиды, штурмующие город-крепость — молодые и старые, в человеческой и в звериной формах, они шли и шли, и им не было конца. Столичные жители пытались сбежать, но лесное воинство окружало их, теснило, не давало уйти. Когда кто-то из осаждаемых падал, сражённый стрелой, или исчезал под обрывом, опутанный щупальцами хищных лиан, стоявший у меня за плечом Сай простирал руку и рассказывал, какая история стояла за его жизнью.

Мне снилась Мелисса — у неё было лицо Димеоны, но я всё равно знал, что это она, потому что она поила Фериссию ядом, а иногда поворачивалась ко мне и спрашивала: «Ну, как, Максим, ты всё ещё хочешь быть моей вещью?» Почему-то во сне я хотел.

Мне снилось знание — оно было чем-то вроде светящейся горькой патоки, не выпив которую, нельзя было угадать, истинно оно или ложно, а когда выпьешь — было уже слишком поздно.

Мне снилось невежество — оно было серой, живой, шевелящейся массой, принимающей в себя людей, растворяющей их без остатка. Про это все знали, но почему-то продолжали стремиться к нему, и я тоже шёл вместе со всеми, шагал среди серых фигур, а в толпе металась моя Димеона, хватала людей за руки, заглядывала в их лица, но у них не было лиц, и Димеона продолжала метаться, но, когда она подбежала ко мне, я сделал так, что и у меня тоже не стало лица, и она меня не узнала и побежала дальше, маленькая, запыхавшаяся, смятенная, а я всё шёл, шёл, и серые нити коснулись меня, и стало поздно, и девочка поняла, что потеряла меня навсегда, и тогда она закричала...

В этот момент я проснулся.

Болели мышцы — поза, в которой я спал, оказалась не такой уж удобной. Было темно: камин догорел, лампы были потушены, и лишь в приоткрытую дверь лился неяркий свет из коридора. В полумраке надо мной возвышалась чья-то фигура — в её неестественной застывшей позе было нечто тревожащее. Я прищурился, силясь понять, кто это.

— Бу! — сказала фигура.

Я поморщился:

— Вась, чего пугаешь?

Чародейка захихикала.

— Тебя Артамон просил разбудить, — сказала она. — Говорит, ты хотел посмотреть, как твои зазнобы поцапаются.

— Поцапаются? — спросил я, садясь. — Зазнобы? Ты имеешь в виду атаку на Сивелькирию?

— Атаку ты пропустил, — отмахнулась волшебница. — Туда уже жрецы заявились, переводят город в домен Фериссии. Твоя ненаглядная, похоже, решила, что это подходящий момент для выяснения отношений, и на всех парах туда мчится.

— Туда... Можно?

Василиса покачала головой:

— Магистрат в Малом зале, у них есть картинка от наблюдателей. После трансляции тебя там же и расстреляют.

— Вась, старо... — буркнул я, на плохо слушающихся ногах выходя в коридор.

Малый зал был заполнен магистрами и оперативниками. Работали два проектора, свет был притушен. Левый экран разделили напополам, на нём шла трансляция с двух камер сразу. На правом перемигивались когитограммы: зона контакта, несколько планов помельче и общий вид на столицу. Я опустился на свободный стул неподалёку от входа, Василиса присела рядом. Пек оглянулся и тоже перебрался к нам.

Говорили мало и в основном не по делу: люди смотрели кино из столицы и то и дело ходили за кофе. Осадько сидела неподалёку от шефа, Леа вязала, Клязьмин откровенно боролся со сном.

— А где Ерёмин? — спросил