— Прихвостни Сигаула! — выкрикнула она голосом горьким и беспощадным. — Холуи! Думаете, я не знаю, что вам троим был дан приказ убить меня, как только Сивелькирия будет взята? Меня и ещё трёх высших жрецов, а после рассказать всем, что это сделали дикие люди. О, порождения тьмы!.. Слушайте же моё слово: если кто-либо из оставшихся сейчас же не поклянётся хранить верность Фериссии и не преклонит колени передо мною, если хоть один жрец будет убит своим братом — этому брату не сносить головы, и я сама прослежу за тем, чтобы так было во веки веков!

Она тряхнула левой рукой — сорвавшийся с запястья браслет упал на поверхность болота, обернулся змеёй, задвигался, поднял голову с раздутым капюшоном. Она топнула правой ногой — амулет, закреплённый под коленом, закачался, соскочил с подвеса, завертелся в воздухе и упал на четыре лапы, оскалившись волком. Стоявшие во втором ряду воины — бледные юноши — смотрели на жрицу глазами, полными ужаса.

— На колени! — выкрикнула Мелисса.

Произошло движение. Один за другим друиды исполняли приказ.

— Хорошо, — сказала Мелисса. Она сложила на груди руки и теперь прохаживалась перед строем вправо и влево, словно генерал перед армией. Фамильяры следовали за ней. — Отныне все приказы вам отдаю я, и только я. Отныне вы не подчиняетесь Сигаулу — ни ему, ни его приспешнику Сугу, ни лживому Ратхе. Вы теперь слушаете меня, и только меня. Что касается Сигаула... А-а-а, вот и он!

Защитники города закончили собирать брошенное оружие и теперь наблюдали за происходящим, о чём-то тихо переговариваясь между собой. Пробовать прозрачную стену новыми заклинаниями никто не спешил.

— Сигаул, — на лице Мелиссы цвела разлюбезнейшая улыбка. — Так и думала, что рассказы о том, будто ты пребываешь на южных фронтах, всего лишь уловка, а сам ты из страха и ненависти идёшь за мной по пятам. Подходи же, не бойся!

— Мелисса! — седой военачальник медленно вышел в залитую янтарным свечением область и встал, тяжело опершись на здоровую ногу. — Что происходит?!

Мелисса развела руками, не выпуская, впрочем, кинжала.

— Ты отлично знаешь, что происходит! — пропела она. — Происходит твой худший кошмар, то, чего ты боялся с тех пор, как стал нашим вождём.

Сигаул огляделся, потом, свирепо дыша, приблизился к жрице ещё на несколько шагов.

— Мелисса, ты не можешь говорить за посёлок, — сказал он злобно. — Ты не можешь отдавать здесь приказы — это делаю я.

— Делал, — равнодушно кивнула Мелисса. — Видишь ли, я говорю за жрецов, а жрецы говорят за Фериссию, коей вы все служите. Стало быть, милостью Фериссии я-таки могу говорить за посёлок.

— Ты не можешь этого делать! — глаза Сигаула налились кровью, щёки дрожали, а рука уже тянулась к поясу. — Ты не можешь...

— Кто мне помешает? — перебила Мелисса. — Ты? О, Сигаул, Сигаул!.. Если ты не заметил, мы сейчас не в посёлке, а в Сивелькирии, и за спиной у меня не друиды, а дикие жители. Если ты меня сейчас убьёшь, защитный купол развеется и у тебя, да и у всех остальных, не будет ни единого шанса выбраться отсюда живыми. Это значит, вы будете делать так, как я скажу.

Сигаул молча обнажил свой клинок. Мелисса улыбнулась и, поманив фамильяров, двинулась по мизансцене, демонстративно повернувшись к вождю спиной.

— Ты хочешь меня убить, — утвердительно сказала она. — О, как ты этого хочешь! Но никто из них, — она жестом руки обвела воинов и жрецов, — никто из них не позволит тебе сделать этого, ибо все они хотят жить.

— Сейчас — может быть, — Сигаул говорил медленно, словно все силы его уходили на то, чтоб держать себя в руках. — Но что будет потом?

Мелисса остановилась и, повернувшись, взглянула ему прямо в глаза.

— У тебя никакого «потом» не будет, — отчеканила она. — Твоя власть кончается здесь и сейчас. Мне уже присягнули на верность. Ты опоздал, Сигаул. Опоздал.

Какое-то время военачальник стоял, тяжело дыша, и сверлил жрицу ненавидящим взглядом, потом зарычал и бросился на неё. Его кожа пошла буграми, на ходу покрываясь шерстью. Наруч, надетый на левое запястье, упал в грязь, разорванный вздувшейся мышцей. Воины и жрецы напряглись, многие подались вперёд.

Мелисса стояла на месте и спокойно ждала приближающееся чудовище. Зверь бежал уже на четырёх лапах — на его клыках была пена, глаза горели ненавистью. Волк напрягся, оскалился, приготовился к прыжку, змея раздула капюшон и пригнулась к земле. Один из охотников рванул гиганту наперерез — тот отбросил его в сторону ударом лапы, изготовился и прыгнул.

Мелисса улыбалась. Сигаул летел ниже, чем рассчитывал, забирая в сторону, заваливаясь на левый бок. Друиды переглядывались, в их глазах читалось разочарование: вожак, начавший охоту перед всей стаей, промахивался.

Рука жрицы взметнулась — кинжал вошёл в тело зверя на излёте, тот взвыл и тяжело плюхнулся в грязь в паре метров от женщины, попытался вскочить — и не смог, потому что задняя лапа, повреждённая при прыжке, совсем отказала. Змея метнулась к нему и зашипела, волк поднял шесть на загривке и зарычал. Мелисса ударила в ладоши.

— Кус, Ядхе! — позвала она.

Названные жрецы приблизились. Вид у них был недовольный.

— Отвечаете мне за него головой, в случае чего... — жрица подошла к военачальнику, медленно принимавшему человеческий облик, резким движением выдернула из его плеча клинок и протянула его Кусу рукоятью