— Вставь это в своего друга, ты, тупая сумка! — И я поднялкег над гудящим, выставленным вверх коленом… — Вставь в приятеля! — Опустил совсего маха на коленную чашечку. Ногу пронзила боль, но не такая сильная, как яожидал… в конце концов, так обычно и бывает, не правда ли? — Вставь в своегогрёбаного старика!

Кег не просто разбился. Уже треснутый, он разлетелся натысячу осколков, а на мои джинсы вылилась оставшаяся в нём грязная вода.Маленькая фарфоровая фигурка вывалилась на землю: женщина в плаще с капюшоном.Рука, сжимающая края плаща у шеи, была совсем не рукой, а птичьей лапой. Яподхватил фигурку. Рассматривать её времени не было (мертвецы с корабля ужешли, я в этом не сомневался, они шли, чтобы разобраться в Уайрманом и Джеком),но я успел заметить, что Персе невероятно красива. Если, конечно, не обращатьвнимания на птичью лапу и третий глаз, вроде бы выглядывающий из-под падающихна лоб волос. Статуэтка выглядела такой хрупкой, просто эфемерной. Да толькокогда я попытался переломить её руками, выяснилось, что проще переломитьстальной брусок.

— Эдгар! — закричал Джек.

— Не подпускайте их! — рявкнул я. — Вы не должны ихподпустить!

Я сунул статуэтку в нагрудный карман рубашки и мгновеннопочувствовал, как болезненное тепло начало распространяться по коже. И оначто-то бубнила. Моя ненадёжная магическая рука вновь исчезла, так что мнепришлось зажать бутылку с водой «Эвиан» между боком и культёй, а потом свернутьпробку. То же самое (и как много времени отнимал этот процесс!) я проделал совторой бутылкой.

Наверху Уайрман крикнул голосом, который с натяжкой можнобыло назвать спокойным:

— Держитесь подальше! Наконечник серебряный! Я выстрелю!

Ответ прозвучал достаточно громко, чтобы я услышал его надне цистерны:

— Ты думаешь, что успеешь перезарядить эту штуковинудостаточно быстро, чтобы перестрелять нас всех?

— Нет, Эмери. — Уайрман словно говорил с ребёнком, и голосего становился всё твёрже. Никогда я не любил моего друга так сильно, как в тотмомент. — Мне хватит и тебя.

И вот тут начался самый трудный, самый ужасный этап.

Я начал свинчивать крышку с фонаря. На втором витке светпогас, и я остался в кромешной тьме. Высыпал батарейки из стальной ручки, началискать первую бутылку с водой. Нашёл и на ощупь залил воду в ручку фонаря.Понятия не имел, сколько в неё вместится воды, но думал, что одной бутылкихватит. В этом ошибся. Ухватился за вторую бутылку в тот самый момент, когда,вероятно, на Дьюма-Ки наступила ночь. Я так говорю, потому что фарфороваястатуэтка в нагрудном кармане ожила.

Всякий раз, когда у меня возникает мысль, а не привиделосьли мне случившееся в цистерне, я смотрю на сложный рисунок белых шрамов налевой стороне груди. Любой, кто увидит меня обнажённым, не обратит на эти шрамыособого внимания. Из-за несчастного случая моё тело испещрено шрамами, так чтоэти теряются среди куда более заметных. Но остались они от зубов ожившей куклы.Она прокусила рубашку, кожу, начала рвать мышцы.

С тем, чтобы добраться до моего сердца.

Я чуть не перевернул вторую бутылку, прежде чем мне удалосьеё поднять. Вскрикнул главным образом от изумления, но и отболи тоже.Почувствовал, как вновь потекла кровь — на этот раз под рубашкой, в складкумежду грудью и животом. Персе дёргалась в моём кармане, извивалась в моёмкармане, кусала и рвала, проникая всё глубже, глубже, глубже. Мне пришлосьотдирать её от себя, вместе с куском окровавленной материи и собственным мясом.Статуэтка более не была прохладной и гладкой. Она стала горячей. Пыталасьвырваться из руки.

— Иди сюда! — крикнул наверху Уайрман. — Иди, тебе же этогохочется?

Она вонзила крошечные фарфоровые зубы, острые как иголки, вкожаную перепонку между большим и указательным пальцами. Я взвыл. И она смоглабы вырваться, несмотря на всю мою ярость и решимость, но браслеты няни Мельдысоскользнули вниз, и я почувствовал, как она отпрянула от них, попыталасьспрятаться в моей ладони. Одна нога попала между средним и безымянным пальцами.Я их крепко сжал, не давая ноге сдвинуться с места. Крепко сжал. Движения Персезамедлились. Я не могу поклясться, что один из браслетов касался её(происходило всё в кромешной тьме), но практически уверен, что касался.

Сверху донёсся звук выстрела из гарпунного пистолета, закоторым последовал крик, буквально пронзивший мой мозг. В эхе этого крика,почти растворившийся в нём, я всё-таки услышал голос Уайрмана:

— Встань позади меня, Джек! Возьми один из…

И всё, только шум борьбы и злобный, нечеловеческий смех двухдавно умерших маленьких девочек.

Ручку фонаря я зажимал коленями, полностью отдавая себеотчёт, что в темноте всё могло пойти не так, особенно для однорукого. Шанс уменя был только один. И учитывая условия, я понимал, что наилучший вариант —действовать без лишних раздумий.

«Нет! Прекрати! Не делай…»

Я бросил её в воду, и в одном это сразу дало результат:злобный смех девочек сменился криками изумлённого ужаса. Потом я услышал Джека— истеричный, на грани безумия голос, и как же я обрадовался, что слышу его!

— Вот это правильно, чешите отсюда! До того, как вашгрёбаный корабль уплывёт и оставит вас на берегу!

А у меня возникла новая серьёзная проблема. Я держал фонарьв единственной руке, Персе была внутри… но крышка лежала где-то на земле, я немог её разглядеть. И не было у меня второй руки, чтобы нащупать крышку.

— Уайрман! — позвал я. — Уайрман, ты здесь?

После паузы, достаточной для того, чтобы в сердце началипрорастать зёрнышки всех четырёх видов страха,[194] он ответил:

— Да, мучачо. Ещё здесь.

— Всё в порядке?

— Одна из них поцарапала меня, и рану придётсяпродезинфицировать, а в остальном — да. По большому счёту с нами обоими всё впорядке.

— Джек, ты можешь спуститься? Мне нужна рука. — И вот тут,сидя среди костей, держа наполненный водой фонарь, подняв его, как факел Статуисвободы, я начал смеяться.

Когда испытываешь такое облегчение, по-другому никак нельзя.

Мои глаза достаточно привыкли к сумраку, чтобы различитьтёмное пятно, плывущее по стене цистерны: Джек спускался по лестнице. Изфонаря, который я держал в руке, доносилось постукивание… слабое, едва слышное,но постукивание. Перед моим мысленным взором возникла женщина, утонувшая вузком металлическом баке, но я отогнал этот образ. Слишком уж он напоминалпроизошедшее с Илзе, а монстр, которого я упрятал в водяную тюрьму, не имелничего общего с моей дочерью.