В этот вечер я намеревался слушать.

Возле каменных столбов Уайрман остановился.

— Abyssus abyssum invocat, — изрёк он.

— Бездна бездну призывает, — откликнулся Джек, вздохнул.

Уайрман посмотрел на меня.

— Думаешь, на обратном пути у нас возникнут какие-нибудьтрудности?

— Теперь? Нет.

— То есть здесь мы закончили?

— Да.

— Мы сюда когда-нибудь вернёмся?

— Нет. — Я посмотрел на разрушенный дом, спящий в лунномсвете. Секретов у него не осталось. Я вдруг понял, что мы где-то забыликоробку-сердце Либбит, но решил, что, может, оно и к лучшему. Пусть остаётсяздесь. — Сюда больше никто не придёт.

Джек повернулся ко мне, на его лице читалось любопытство истрах.

— Откуда вы это знаете?

— Знаю, — ответил я.

Обратно мы доехали без проблем. Тяжёлый дух джунглей никудане делся, но вроде бы ослабел, отчасти потому, что с Залива подул сильныйветер, отчасти… просто ослабел.

Фонари во дворе «Эль Паласио» зажигались по команде таймера,и как же здорово они выглядели, подмигивающие нам из темноты. В доме Уайрманметодично переходил из комнаты в комнату, включая свет, зажигая все лампы, искоро особняк, в котором прошла большая часть жизни Элизабет, сиял, какокеанский лайнер, входящий в порт в полночь.

После того как в «Эль Паласио» не осталось ни одного тёмногоуголка, мы по очереди приняли душ, передавая друг другу фонарь, будтоэстафетную палочку. Кто-то из нас обязательно держал его в руке. Уайрманпомылся первым, потом — Джек, третьим — я. После душа мы осмотрели друг друга,потом промыли перекисью водорода все участки повреждённой кожи. Мне досталосьбольше всех, и когда я наконец оделся, щипало всё тело.

Я надел ботинки и пытался зашнуровать их одной рукой, когдаУайрман, очень мрачный, вошёл в спальню для гостей.

— На автоответчике внизу сообщение, которое тебе нужнопрослушать. Из полиции Тампы. Дай-ка я помогу.

Он опустился передо мной на колено, начал подтягиватьшнурки. Я нисколько не удивился, заметил, что седины в его волосах прибавилось…и внезапно меня охватила тревога. Я протянул руку, вцепился в его массивноеплечо.

— Фонарь! Джек…

— Расслабься. Джек в Китайской гостиной мисс Истлейк, фонарьу него на коленях.

Тем не менее я поспешил туда. Уж не знаю, что ожидал найти:пустую комнату, фонарь с открученной крышкой, лежащий на ковре в луже воды, аможет, Джека, сменившего пол, превратившегося в трёхглазую, с птичьими лапамивместо рук, суку, которая вывалилась из старого, треснутого кега… но онспокойно сидел, держа фонарь на коленях, правда, на лице его отражаласьтревога. Я спросил, всё ли у него в порядке. И всмотрелся ему в глаза. Если быон… изменялся… я подумал, что смог бы это увидеть в его глазах.

— У меня всё хорошо. Но сообщение от копов… — Он покачалголовой.

— Что ж, давай послушаем.

Мужчина, представившийся детективом Сэмсоном, сказал, чтопытается связаться с Эдгаром Фримантлом и Джеромом Уайрманом, чтобы задатьнесколько вопросов о Мэри Айр. Особенно ему хотелось поговорить с ЭдгаромФримантлом, если тот не улетел в Род-Айленд или Миннесоту, куда, по полученнымСэмсоном сведениям, собирались отправить тело Илзе Фримантл для похорон.

— Я уверен, что мистер Фримантл скорбит о тяжёлой утрате, —продолжал Сэмсон. — И мне понятно, что это вопросы полицейского управленияПровиденса, но мы знаем, что недавно эта Айр брала у мистера Фримантлаинтервью, и я вызвался поговорить с ним и с вами, мистер Уайрман, если этовозможно. Я могу сказать вам по телефону, что больше всего удивило полициюПровиденса, но, пожалуйста, не разглашайте информацию…

Мы никому не дали прослушать эту плёнку. И последний кусочекпаззла лёг на положенное ему место.

— Эдгар, это безумие! — Джек повторил эту фразу уже в третийраз, и в его голосе звучало отчаяние. — Полнейшее безумие. — Он повернулся кУайрману: — Скажите ему!

— Un poco loco, — согласился Уайрман, но я знал разницумежду росо и muy,[197] даже если Джек был не в курсе. Мы стояли во дворе, междуседаном Джека и старым «мерседесом» Элизабет. Луна поднялась ещё выше, ветерусилился. Прибой обрушивался на берег, а в миле от нас ракушки под «Розовойгромадой» обсуждали всякие странности, muy asustador.[198] — Но, думаю, я могуговорить всю ночь, а его решение останется неизменным.

— Потому что ты знаешь, что я прав, — сказал я.

— Tu perdon,[199] амиго, ты, возможно, прав, — поправил меняУайрман. — И вот что я тебе скажу: Уайрман собирается опуститься на толстые,стареющие колени и молиться, чтобы ты оказался прав.

Джек посмотрел на фонарь в моей руке.

— Хоть это оставьте. Уж извините меня, но брать его с собой— чистая бредятина.

— Я знаю, что делаю, — ответил я, надеясь, что говорюправду. — Вы оба оставайтесь здесь. Не пытайтесь идти за мной. — Я поднялфонарь, нацелил на Уайрмана. — Полагаюсь на твою честь.

— Хорошо, Эдгар. Моя честь изрядно поизносилась, но я еюклянусь. Один практический вопрос: ты уверен, что тебе хватит двух таблетоктайленола, чтобы ногами дойти до своего дома, или в конце пути тебе придётсяпревратиться в ползи-гатора?

— Доберусь на своих двоих.

— И позвонишь, как только доберёшься.

— Позвоню.

Тогда он раскрыл объятия, и я пришёл в них. Он поцеловалменя в обе щёки.

— Я люблю тебя, Эдгар. Ты настоящий мужчина. Sano сото unamanzana.

— И что это значит? Уайрман пожал плечами.

— Здоровья тебе. Я так думаю.

Джек протянул руку (левую, мальчик учился быстро), потомрешил всё-таки обнять меня. Шепнул на ухо:

— Отдайте мне фонарь, босс.