— Одной перекладины нет, — предупредил я. — И если ты нехочешь здесь умереть, будь предельно осторожен.

— Я не могу умереть сегодня, — ответил он высоким и дрожащимголосом, каким не говорил никогда. — Завтра у меня свидание.

— Поздравляю.

— Спа…

Он промахнулся мимо перекладины. Лестница сместилась. Я ужене сомневался, что сейчас он упадёт на меня, на фонарь, который я держал вруке. А если вода выплеснется, то Персе выскользнет, и все наши усилия пойдутпрахом.

— Что там у вас? — крикнул сверху Уайрман. — Что происходит?

Джек удержался, схватился рукой за так удачно подвернувшийсявыступ на блоке кораллового известняка. Я увидел, как его нога дотянулась доследующей перекладины.

— Господи, — прошептал он, — Господи, Господи.

— Что там у вас? — проревел Уайрман.

— У Джека Кантори лопнули штаны, — ответил я. — Атеперьпомолчи. Джек, ты почти на месте. Она в фонаре, но у меня только одна рука, и яне могу взять крышку. Ты должен спуститься и найти её. На меня можешьнаступить, я не против, но только не выбей из моей руки фонарь. Хорошо?

— Х-хорошо. Эдгар, я уже думал, что свалюсь.

— Я тоже. Спускайся дальше. Только медленно.

Он спустился, сначала наступил мне на бедро (больно), потомпоставил ногу на одну из пустых пластиковых бутылок. Она затрещала. Наступил начто-то ещё, и это что-то, чвакнув, развалилось, как сломанная погремушка.

— Эдгар, что это было? — Джек чуть не плакал. — Что…

— Ерунда. — Я не сомневался, что он раздавил череп Ади.Бедро Джека задело фонарь. Несколько капель холодной воды упали мне на руку. Вметаллическом цилиндре что-то ударилось и повернулось. А в голове открылсяужасный чёрно-зелёный (цвета воды в глубинах, куда не проникает свет) глаз.Посмотрел на мои самые тайные мысли в том месте, где злость перекрывает яростьи становится убийственной. Увидел… потом укусил. Как женщина может укуситьсливу. Никогда не забуду этого ощущения.

— Осторожно, Джек… места тут — чуть. Как на сверхмалойподводной лодке. Помни об этом.

— Мне не по себе, босс. Лёгкий приступ клаустрофобии.

— Глубоко вдохни. Ты можешь это сделать. Мы скоро выберемсяотсюда. У тебя есть спички?

Спичек у него не было. Как и зажигалки. В субботу Джек могвыпить шесть банок пива, но табачный дым не пачкал его лёгкие. Потекли долгие,кошмарные минуты (Уайрман говорит, не больше четырёх, но по моим ощущениям —тридцать, как минимум тридцать), в течение которых Джек вставал на колени,рылся руками среди костей, чуть смещался, снова вставал на колени, рылся. Моярука начала уставать. Моя кисть начала неметь. Кровь по-прежнему бежала из ранына груди — то ли медленно свёртывалась, толи не свёртывалась вообще. Но хужевсего дело обстояло с кистью. Чувствительность пропала полностью, скоро у менясоздалось впечатление, что я уже и не держу фонарь, потому что видеть его немог и не чувствовал кожей. А ощущение веса скрадывалось усталостью мышц. Мнепришлось бороться с желанием постучать металлической ручкой по стене, чтобыубедиться, что я по-прежнему держу фонарь, хотя я знал: если постучу, могу еговыронить. Появились мысли, что крышка окончательно затерялась среди костей икостных осколков, и Джеку никогда не найти её без света.

— Как там у вас? — крикнул Уайрман.

— Продвигаемся! — ответил я. Кровь капала в левый глаз,щипала, я моргал, чтобы избавиться от неприятных ощущений. Я пытался подуматьоб Илли, моей If-So-Girl, и пришёл в ужас, осознав, что не могу вспомнить еёлицо. — Маленькое приветствие, небольшая державка, но мы этим занимаемся.

— Что?!

— Препятствие! Маленькое препятствие, небольшая задержка! Утебя бананы в ушах, Уайрман?

Ручка фонаря наклонилась? Я боялся, что да. Вода моглабежать по моей кисти, а я бы ничего не почувствовал. Потому что она онемела. Аесли ручка не наклонилась, и я, пытаясь выправить наклон, только бы всеухудшил?

«Если вода побежит через край, её голова покажется надповерхностью в считанные секунды. И тогда всё закончится. Ты это знаешь, не такли?»

Я знал. Сидел в темноте с поднятой рукой, боясьшевельнуться. Терял кровь и ждал. Время остановилось, память стала призраком.

— Вот она, — наконец сказал Джек. — Застряла в чьих-торёбрах. Секундочку… Уже держу.

— Слава Богу, — выдохнул я. — Слава Иисусу. — Я видел егоперед собой, тёмный силуэт, стоящий на одном колене между моих расставленныхполусогнутых ног, на костях, которые когда-то были частью скелета старшейдочери Джона Истлейка. Я протянул руку к Джеку. — Накрути крышку. Толькоосторожно, потому что я больше не могу держать фонарь вертикально.

— К счастью, у меня две руки, — отозвался Джек. Одной онобхватил мою, чтобы заполненный водой фонарь не дрожал, второй началзакручивать крышку. Прервался только раз, чтобы спросить, почему я плачу.

— От облегчения, — ответил я. — Продолжай. Доведи дело доконца. Поторопись.

Когда крышка встала на место, я взял у Джека фонарь. С водойон весил меньше, чем с батарейками, но меня это не волновало. Хотелось убедиться,что крышка завёрнута до предела. Вроде бы так оно и было. Я попросил Джеканаверху отдать фонарь Уайрману, чтобы проверил и он.

— Отдам, — пообещал Джек.

— И постарайся не сломать другие перекладины. Мне онипотребуются всё.

— Для вас главное — перебраться через сломанную ступеньку,Эдгар. А потом мы вас вытащим.

— Ладно, а я никому не скажу, что у тебя лопнули штаны. Воттут он даже рассмеялся. Я наблюдал, как его тёмный силуэт поднимается полестнице. В один момент он высоко задрал ногу, чтобы перебраться черезсломанную перекладину. Именно тогда я испугался, потому что мысленным взоромувидел, как крохотные фарфоровые ручонки отвинчивают крышку изнутри (да, хоть яи не сомневался, что пресная вода обездвижила её), но Джек не вскрикнул, не свалилсявниз, и жуткое видение исчезло. Я смотрел на круг более светлой темноты надголовой, до которого Джек и добрался.

Когда он вылез из цистерны, Уайрман крикнул:

— Теперь ты, мучачо.

— Минутку, — ответил я. — Твои подружки ушли?

— Убежали. Полагаю, торопились к отплытию.

— А Эмери?

— Думаю, тебе это нужно увидеть собственными глазами.Поднимайся.

— Минутку, — повторил я.