Поэтому он сидел, дрожа всем телом и прислушиваясь к звукамих голосов, пока голоса не смолкли. Возможно, они заснули. Возможно, он самчуть задремал. И только одно удерживало его, не позволяло развернуться на стовосемьдесят градусов и уйти: ненависть к ним. А ненавидел он их за то, что онибыли вместе, а он — один. И никого у него не было.

«Мордред голоден, — с тоской подумал он. — Мордреду холодно.И у Мордреда никого нет. Мордред один-одинешенек».

Он засунул кулак в рот, засунул глубоко, всасывая идущее отнего тепло. В крови чувствовался вкус жизни Рэндо Вдумчивого… но как ее быломало! Как быстро она ушла! А потом не осталось ничего, кроме собственного, бесполезноговкуса.

В темноте Мордред заплакал.

3

Через четыре часа после рассвета, под белым небом, обещавшимто ли дождь, то ли снег (может, и то, и другое) Сюзанна, дрожа, лежала засвалившимся деревом, глядя вниз, в одну из неглубоких долин. «Ты услышишь Ыша,— сказал ей стрелок. — И ты услышишь меня. Я сделаю все, что смогу, но я будугнать их перед собой, так что стрелять удобнее будет тебе. Постарайся, чтобыкаждый выстрел попадал в цель».

Что еще мешало жить, так это непреходящее ощущение, чтоМордред где-то совсем рядом, и может попытаться застать ее врасплох,наброситься сзади. Она то и дело оглядывалась, но они выбрали относительнооткрытый участок, так что она видела за спиной только траву, за исключениемодного раза, когда мимо пробежал большой кролик, с волочащимися по земле ушами.

Наконец, она услышала пронзительный лай Ыша из-за рощидеревьев, что росли слева от нее. А чуть позже раздались крики Роланда: «Эй,вы! Эй, вы! А ну, шевелитесь! Шевелитесь, говорю я вам! Не останавливайтесь!Никому не останавлива…» — слово оборвалось кашлем. Не нравился ей этот кашель.Нет, совершенно не нравился.

Теперь она видела движение среди деревьев, и призвала ДеттуУокер, что случалось считанные разы после того, как Роланд заставил еепризнать, что в ее разуме прячется еще одна личность.

«Ты мне нужна. Если хочешь снова согреться, убери дрожь измоих рук, чтобы я смогла попасть в цель».

И ее перестало трясти. Так что, когда стадо оленей выбежалоиз деревьев, немаленькое стадо, как минимум восемнадцать олених и молодыхоленей, ведомых самцом с великолепными рогами, ее руки уже не дрожали. В правойона сжимала револьвер Роланда с рукояткой из сандалового дерева.

Наконец, появился Ыш, преследуя отстающую олениху-мутанта,бегущую, и достаточно грациозно, на четырех ногах разной длины, тогда какпятая, бескостная, болталась под животом, словно вымя. Последним из рощипоявился Роланд, который уже и не бежал, теперь не бежал, скорее, шел быстрымшагом, его шатало из стороны в сторону. Но Сюзанну занимал не Роланд, а олень,которого она и взяла на мушку, когда тот пересекал контролируемый ее секторобстрела.

— Сюда, — прошептала Сюзанна. — Поверни направо, сладенький,давай посмотрим, как ты это сделаешь. Каммала-кам-кам.

И хотя причин на то не было, олень чуть изменил направлениедвижения и повел стадо прямо на Сюзанну. Холодная расчетливость охватила ее,чему она только обрадовалась. Зрение обострилось до предела, она видела, какходят мышцы под шкурой оленя, заметила белый полукруг белка, когда он закатилглаза, старый шрам на передней ноге ближайшей к оленю самке, который так и незарос шерстью. Ей так хотелось, чтобы сейчас рядом с ней лежали Эдди и Джейк,испытывая те же ощущения, что испытывала она, видя то, что видела она, но этимысли ушли так же быстро, как и появились.

«Я убиваю не оружием; та, кто убивает оружием, забыла лицосвоего отца».

— Я убиваю сердцем, — пробормотала Сюзанна и началастрелять.

Первая пуля попала самцу в голову, и он рухнул на левый бок.Другие продолжали бежать. Олениха прыгнула через самца и вторая пуля Сюзаннынастигла ее в полете, так что приземлялась она уже мертвой, сломав при паденииногу, потеряв всю грациозность.

Она услышала три выстрела Роланда, но даже не посмотрела,куда попали его пули; у нее была своя работа, и она хотела сделать ее хорошо.Каждый из четырех оставшихся в цилиндре патронов уложил по оленю, и только одинеще подрыгал ногами, лежа на земле. Ей даже не пришла в голову мысль о том, чтоона продемонстрировала потрясающую точность, учитывая, что стреляла изревольвера. В конце, концов, она была стрелком, а что должен уметь делатьстрелок, как ни стрелять?

Кроме того, утро выдалось безветренным.

Половина стада лежало на траве долины, оставшиеся в живыхолени, за исключением одного, взяли левее, помчались к речушке. И вскореисчезли в ивах. Последний, олень-одногодок, бежал прямо на нее. Сюзанна и непопыталась перезарядить револьвер, хотя под рукой, на лоскуте шкуры, лежалагорка патронов. Вместо этого потянулась к одной из орис, пальцы автоматическисомкнулись на секторе с тупой кромкой.

— Риса! — крикнула Сюзанна и бросила тарелку. Она полетеланад сухой травой, чуть поднимаясь, издавая такой странный посвистывающий стон.Попала оленю в шею. Капли крови веером разлетелись в разные стороны, черные нафоне белого неба. Мясницкий тесак не смог бы так аккуратно снести оленю голову.С мгновение он бежал вперед, кровь фонтаном била из шеи, куда ее гналипоследние удары еще бьющегося сердца. А потом свалился на подогнувшиесяпередние ноги, в десяти ярдах от дерева, за которым она лежала, окрасив сухуюжелтую траву в ярко-алый цвет.

Мучения прошлой ночи забылись. Онемение ушло из кистей истоп. Сюзанна более не горевала, не испытывала чувства утраты, страха. Стала тойженщиной, какой сделала ее ка. Смесь запахов сгоревшего пороха и оленьей кровиотдавала горечью; и при этом не было в мире более сладкого запаха.

Выпрямившись на култышках, Сюзанна вскинула руки к небу,держа в правой револьвер Роланда, прекратившись в букву V. Потом закричала.Слов в ее крике не было, не могло быть. Момент величайшего триумфа словами невыразить.

4

Роланд настоял на том, чтобы они сытно позавтракали, и еепротесты, что холодная тушенка не лезет в горло, не произвели на него нималейшего впечатления. Но к двум часам пополудни, согласно его изысканнымкарманным часам, когда падавшие с неба редкие капли дождя превратились вустойчивый ледяной душ, она только порадовалась его предусмотрительности.Никогда в жизни ей не приходилось выполнять такой объем физической работы, аведь день еще не закончился. Роланд трудился рядом, ни в чем ей не уступая,несмотря на усиливающийся кашель. У нее нашлась возможность (во время короткогоперерыва на ленч, когда они подкрепились безумно вкусными, поджаренными накостре стейками из оленины) подумать, какой же он необычный, какойудивительный. Столько времени они провели вместе, столько пережили, и все равноона не могла понять, что он за человек. Слишком многое оставалось ей неведомо.Она видела, как он смеялся и плакал, убивал и танцевал, спал и сидел накорточках со спущенными штанами, с задом, зависшим над, как он говорил, бревномоблегчения. Она никогда не спала с ним, как женщина спит с мужчиной, но думала,что за исключением этого видела его во всех ситуациях, и однако… слишком многооставалось в нем неведомого.