Насчёт бомбы я совсем не тревожился. Раз господин сказал,что он «кажется» разгадал загадку, значит всё будет в порядке. Фандорин-доновсегда обещает меньше, чем делает.

А что со мной произошло дальше, я не знаю.

Только что стоял и перебирал в голове разные синонимы кслову «чужое»: неведомое, незнакомое, странное, постылое, застывшее – и вдругвсё оборвалось.

Ни снега, ни холода, одна чернота.

XVI

«О, почтенные мэтры сыска!

Всё-таки не зря я вас сюда пригласил. Вы меня неразочаровали. С самого Рождества, когда дез Эссары уехали в Ниццу, я бился надзагадкой их семейного тайника, где хранится знаменитый карибский сундук. Мойславный Боско, устроившийся в замок управляющим, обнаружил у хозяина в блокнотешифр, но тот оказался мне не по зубам. А всё потому, что меня в детстве неучили музыке. Какая жалость!

Благодарю за подсказку, gospodin Fandorin. Вы посетовали,что никогда не учились музыке (как и я, как и я!), и мне этого оказалосьдовольно. Ну конечно же, Мефистофель! «На земле весь род людской чтит одинкумир священный». Именно под эту мелодию и должен открываться тайник, в которомхранится сундук корсара. Покойному «папе» нельзя отказать в остроумии.

Когда я услышал про музыку и Мефистофеля, меня как ударило.Я немедленно подал сигнал «профессору», что пора приступать к финальной фазеоперации. Каюсь, во время осмотра я утаил от вас некую подвальную комнатку,куда сходятся слуховые трубки со всего дома и куда я провёл телефон.

Милая Сюзетт! Она недаром считалась самой талантливой иголосистой актрисой во всей Оперетте. Так заорала, что я даже из подвалауслышал. Насколько я знаю мою девочку, она проморочит вам голову не менееполучаса, так что я спокойно могу дописать это письмо.

Ах да. Мешок с деньгами оставляю вам. Франки в нём побольшей части фальшивые, кроме верхних четырёх пачек. Я же обещал каждому извас по двадцать тысяч, а слово Люпена твёрдое.

С новым веком, господа!

Ваш восхищённый и благодарный

Мишель-Мари-Кристоф дез Эссар дю Во-Гарни

PS.

Перед тем как исчезнуть, протелефонирую-ка я в полицию, чтов замок забрались взломщики. Так что не советую вам здесь задерживаться».

Записку вслух читал я. Её содержание меня ошарашило, и моёчтение было совершенно механическим – я просто проговаривал то, что виделиглаза. Закончив, прочёл ещё раз, уже про себя, чтобы вникнуть.

В тесной каморке, откуда (при нашей помощи!) были похищенысокровища рода дез Эссаров, воцарилось тягостное молчание.

– Проклятье! – промямлил я. – Он всё-такиперехитрил нас. Владелец замка, настоящий дез Эссар, не знает нот, на память ненадеется, вот и записал очерёдность нажатия клавиш в блокнот. А мы помоглиЛюпену разгадать этот шифр!

На лице Холмса застыла странная улыбка, показавшаяся мнепохожей на нервную гримасу.

– Что вы думаете об Арсене Люпене теперь, сэр? –спросил он Фандорина.

Русский сыщик, не наделённый британской сдержанностью,ударил кулаком по каменной стене, с которой посыпались крошки.

– Это понятно, – кивнул Холмс. – Ну, а еслисформулировать словами?

Фандорин взял себя в руки.

– Хм. – Откашлялся. – П-попробую. Мы обаошиблись в своих предположениях. Это раз. Я зря исключил из числа подозреваемыхпапашу с дочкой, а вы ошибочно сочли дез Эссара и Боско одним человеком. То,что они ни разу не появились перед нами одновременно, объясняется просто: одиндолжен был постоянно сидеть в подвале и подслушивать, о чём мы разговариваем…Второе: Люпен – не такой жестокий мерзавец, как мне представлялось. Оченьизобретателен, нахален. Но, как говорят у нас в России, даже на старую леди повременам находит затмение. И это третье. Люпен не предвидел двух обстоятельств.Что Боско пожадничает и захочет забрать себе из мешка сорок тысяч. И чтосибирские охотники научили меня расставлять силки. Хоть г-главарь и скрылся сдобычей, но его помощники у нас в руках…

Внезапно русский изменился в лице.

– Чёрт! Барышня… Маса!

Он так рванулся с места, что чуть не сшиб меня с ног.

…Однако довольно рассуждать о Пустоте и Черноте, кудапогружается душа, разлучённая с рассудком. Эта материя слишком сложна ималоизучена, чтобы высказывать на сей счёт какое-либо определённое суждение. Ктому же я вспомнил наставление сенсея: в финале истории всякие отклонениянедопустимы.

Когда моя душа воссоединилась с рассудком, я обнаружил, чтолежу на каменных плитах близ башни, мои волосы пересыпаны землёй, с уха свисаетстебель цветка, а вокруг рассыпаны глиняные черепки. Макушка мокра от крови, итам вылезла довольно большая шишка.

Хотя мысли мои ещё не вполне пришли в должный порядок, аголова сильно болела, я вычислил, что произошло.

Госпожа Дэзу неосторожно задела цветочный горшок, он упал наменя, и я на время лишился чувств. Судя по количеству снега, успевшему упастьна одежду, я пролежал так не долее десяти минут.

Первым делом я выглянул, чтобы проверить, как там пленник.

Увы, он исчез! На снегу валялись лишь обрывки сети, двецепочки следов – одни мужские, другие женские – вели в обход дома.

Охваченный ужасом, я побежал туда же.

О горе! Второго разбойника на месте тоже не оказалось. Судяпо следам, его уволокли по снегу в сторону оврага.

Я побежал вдогонку со всех ног.

Съехал вниз по крутому склону, продираясь сквозь голыекусты. Перепрыгнул через равнодушно журчащий ручеёк. Вскарабкался на тусторону.

За оврагом шла каменная стена высотой в шесть или семь сяку.

В два счёта я влез на неё.

И чуть не заплакал.

На мостовой, присыпанной снегом, лежала кучка конскогонавоза, да виднелись следы колёс. Здесь преступников поджидал экипаж…

Я не сумел выполнить свой долг!

Плохо помню, как брёл обратно. Слёзы застилали мне глаза.Что я скажу господину? Из-за глупого вассала он потеряет лицо перед ШерлокомХолмсом…

С господином и обоими англичанами я столкнулся на полпути вбиблиотеку.

Осветив меня фонарём (электричество по-прежнему не горело),Фандорин-доно спросил:

– У тебя на лице кровь. Что случилось?

Я объяснил по-японски, глухим от стыда голосом. Господинперевёл, и наступило скорбное молчание. Подниматься в башню теперь былонезачем.