– Руки чешутся подержать в ладонях эти ягодицы, –признался Глеб Павлович.

Она кивнула.

– Ну пойдем, подержишь. А то перерыв заканчивается.

Они ушли, делая вид перед курильщиками в другом концекоридора, что каждый идет по своим делам. Кровь бросилась мне в голову, захотелосьринуться следом и как-то напакостить обоим. Большим усилием удержался. Никтоникого не преследует, какого хрена я берусь защищать тех, кто в защите ненуждается. Сам дурак.

Впрочем, чтобы идея с шилом не забылась от единичногоприменения, я прошелся вдоль коридора в поисках применения. На том концесобрались у пожарного крана курильщики, раньше они чувствовали себя хозяевамивезде, а теперь им, как неграм, отводят особые места, куда белые люди не ходят.

Я пошел внутри стены, ориентируясь на затемнение всередине. Ближе к краям, где будет соприкосновение с воздухом, стена как быистончается, что дает мне хороший ориентир, как идти, чтобы не высовыватьсяплечом или боком.

Кстати, я как-то истончаюсь в стене, хотя сам этогосовершенно не чувствую, но прохожу же вдоль таких стен, где даже с моим далеконе богатырским размахом плеч высовывался бы в обе стороны!

К стене прижимаются спинами сразу двое, я изготовилсяткнуть шилом ближайшего, потом другая идея пришла в разгоряченную голову.Осторожно ухватив кончиками пальцев ткань на заднице, я подтянул ее чуть ближе.А так как мужик и так прислонился задницей, то это «ближе» оказалось напару миллиметров уже в глубь самой стены.

Хотел и второго, но этот в плотно облегающих джинсах, неухватишь, а у первого штаны болтаются, как и предписано модой… Он обеспокоеннооглянулся, ощутил неладное, подвигал задницей.

Кто-то сказал сочувствующе:

– Глисты? У моей собаки такое же было. Садится на травуи давай елозить задом! Зуд в анусе, значит.

– Пусть пьет декарис, – посоветовал второй и объяснилзанудно: – Это глистогонное.

– У него от другого в анусе зуд, – сообщил третий.

Все захохотали. Еще один произнес задумчиво:

– Вообще-то я мог бы помочь… Совсем за небольшую плату!

– Да ты чё? – добавил еще остряк. – У Тимычавон какая задница! А ты еще и деньги с него брать хочешь!

– Ну ладно, уговорил. По-дружески могу и за так…

Тимыч, у которого брюки сзади то ли прилипли, то лизацепились, раздраженно дергался, но штаны не настолько широки, чтобыповернуться в них и рассмотреть, что же держит, а толстая шея не поворачиваетсядаже вбок. Наконец, не выдержав насмешек, рванул, полагая, что прилип к жвачнойрезинке. Послышался треск раздираемой материи.

Я ожидал, что оторвется лишь крохотный кусочек размеромс ноготь мизинца, но ткань разошлась по шву, и на стене повис клок размером сладонь. Мужики сперва обалдело умолкли, затем грохнули таким хохотом, что одинедва не проглотил сигарету.

Тимыч обалдело лапал прореху на заднице, оттуда наглополезли голубенькие семейные трусы с цветочками, потом зло выматерился, отчегомужики от смеха начали сползать по стенам на пол.

Один наконец заинтересовался, почему же такое случилось сТимычем, взялся за болтающуюся ткань. Мне можно бы все так и оставить, но я,воодушевленный проделкой, осторожно приблизил из стены палец и кончикомосторожно подтолкнул погруженную в бетон ткань к границе с воздухом.

Мужик дернул, ткань отделилась с легкостью, ощущение у всехосталось таким, что была приклеена к стене просто слюнями. Он с такимнедоумением держал клок в руке, что все от хохота вообще сползли на пол иползали там на карачках, багровые, умоляли знаками не смешить их больше, а товот прям щас лопнут, как мыльные пузыри.

– Ничего не понимаю, – произнес он в полном недоумении.

Он понюхал лоскуток, дернулся всем телом, брезгливоотодвинул на вытянутую руку, а пальцами другой руки зажал себе нос. С поласлышался уже не смех, а жалостливое всхлипывание. Курильщики хватались друг задруга, пытаясь подняться, от смеха руки и ноги становятся как вода, сновасползали по стенам на пол, уже не ржут, а повизгивают, багровые, как вареныераки.

– Так вот… – сказал мужик с лоскутком трагически, –почему куры дохнут… откуда пошел птичий грипп…

Из кабинета директора вышел сам Павел Дмитриевич,нахмурился, но и грозный вид начальника не заставил всех отрезветь. ПавелДмитриевич подошел, начал было интересоваться, что стряслось, но сам ржатьначал раньше, чем ему объяснили, больно злой и растерянный вид у Тимыча,зажимающего узкой ладошкой прореху, а ткань кокетливых трусиков так и вылезаетнаружу, будто ее оттуда выдувает мощным ветром.

Ну дебилы, подумал я. Нашли, над чем смеяться. Человек безштанов остался. Сейчас бабы начнут наперебой предлагать ему помочь с егопроблемами…

У нас бабы такие.

Впрочем, они везде теперь такие.

Мама задержалась, пришла возбужденная, обрадованная ирасстроенная, все вместе. Оказывается, задержалась внизу, жильцы собралисьнаконец и выбрали домовый комитет, а маму избрали старшей. Не потому, чтовыглядит крутой, а как раз наоборот: крутых боятся и не любят, а она такаяинтеллигентная и тихая, со всеми приветливая, никому никогда грубого слова… воти попалась. И отказаться не могла.

И сразу же ворох проблем: установить новую дверь взаментой имитации двери, что оставили строители, поставить цифровой замок, нанятьконсьержек: в соседнем доме уже есть, а его сдали на месяц позже нашего, ещенужно договориться, по сколько собирать с каждой квартиры на оплату консьержеки содержание в чистоте подъезда…

– И на фиг тебе эти хлопоты? – спросил я.

– Кому-то ж делать надо, – ответила онасмиренно. – К тому же доплата будет от ЖЭКа в размере целой тысячирублей!.. За свет и за воду будем платить половину стоимости…

Я вдохнул, не зная, как сказать, что теперь мы ни в чемне будем нуждаться. Что зарплата моя будет расти стремительно, что больше ей непридется брать дополнительные уроки и вести параллельный класс.

– Это мелочи, – сказал я.

– А самое главное, – добавила она, – всеуклоняются от такой работы, но, если не делать, дом превратится в свалку. Уже итак… Какой чистый и красивый сдали строители! С каким ликованием мывселялись! А сейчас загаживаем так быстро, что скоро будем задыхаться всмраде… На субботу наметили провести собрание. Будем решать, что делать, чтобыдом снова стал чистым и безопасным.

– Ну на фиг это тебе? – повторил я.

– А вдруг сумеем очистить дом? – спросила она снадеждой. – Так хочется жить в чистом!

– Да он и так вроде ничо, – ответил я и постаралсявспомнить, что маме не так, потом подумал, что старшее поколение почему-тодостают разные надписи на стенах подъездов, лестничных площадках и влифте, – а вообще-то делай, если время девать некуда.