Она скорбно вздохнула, я перехватил ее взгляд на толстуюстопку школьных тетрадей. Я посмотрел тоже, отчего-то стало совестно, мамавзглянула просительно, уже зная, что откажусь, но я сказал неожиданно:

– Приду. Посмотрю на тебя в роли старшей.

– Не смейся, – сказала она жалобно, – какая изменя старшая?

– В классе-то старшая, – возразил я.

– То в классе…

– Здесь тот же класс. Только на переменке.

Жильцы столпились в холле, и всякий, входя снаружи черезпарадную дверь, смотрел с недоумением, шарил взглядом в поисках трупа. Многиеоставались послушать, в помещении становилось все теснее. Я видел, как сулицы сунулись двое парней, но, увидев такую толпу, поспешно отступили и почтивыбежали, пряча лица.

Мама моя сперва пыталась вести собрание, но очень быстро всепришло в неуправляемое состояние, жильцы орали и доказывали друг другу,навязывали свое, отрицали чужое. Хотя в целом решили раскошелиться на входнуюдверь с магнитным замком и кодом, некоторые хитрецы сразу же уперлись: им-деэто не надо, рассчитывая, что дверь все равно поставят, а им ключи выдадутбесплатно.

Особенно кипятился один жилец с говорящей фамилией Говнюков.Его у нас в доме считают правозащитником: он участвует во всех митингах противвласти, обличает произвол и жандармизм, требует свободу политическимзаключенным, превозносит победы ваххабитов в Чечне и доказывает, чторусские – самые ленивые и неспособные в мире, потому Россию надо разделитьна части и раздать другим народам.

– Надо быть тупоголовым русским, – орал он, забывая,что сам вроде бы русский, – чтобы всерьез полагать, будто цифровые замкипомогут защитить дом! Все равно кто-то выходит, кто-то заходит. Достаточноподождать десять-пятнадцать минут, обязательно откроется дверь…

– Так это ждать надо, – возразил кто-то слабо. –Если приспичит, он лучше к другому подъезду пойдет…

– Вы идиоты? – спросил Говнюков патетически. – Нуда, у нас же страна такая! Замок, чтоб вы знали, электрический. Если дернутьрубильник, дом останется без света, открывай – не хочу. Еще можно отжатьдверь фомкой. А если с кирпичом в руке дождаться, когда кто-то выйдет, токирпич можно подложить под дверь, и ни одна собака не поинтересуется, почемудверь открыта настежь, а никто мебель не носит.

Мама сказала быстро:

– Будут консьержки – будут следить, носят мебель илинет. И вообще… за приходящими.

– У нас что, полицейское государство?

– При чем здесь полицейское? Просто порядок..

– Какой может быть новый порядок?

Она спросила устало:

– Что вы к словам цеплятесь? Все равно порядок нужен…

– Да? – закричал он так, что все умолкли. –А вспомните, с чего начинали Гитлер и Муссолини? Вообще все диктаторыначинали с того, что наводили чистоту в общественных туалетах, на улицах и вподъездах!.. Нет, уж лучше жить в засранном доме, чем при фашистском режиме! Мыдемократы или не демократы?

Мама сказала жалобно:

– Демократы, демократы! Но почему демократы должны жить взагаженном доме?

– Потому что загаженность – от низкого уровня культурыв целом, от недостаточного духовного развития, а жесткие меры диктаторскогорежима не должны… не должны иметь места!

Народ обалдело слушал да бросал отдельные реплики, мамавозразила:

– Давайте вернемся к нашему дому. Ставим цифровой замок илинет?

Говнюков отрезал за всех:

– Не ставим! Это я говорю, как убежденный демократ. Нельзяограничивать права и свободы личности. В нашей стране, что идет к правовойсистеме, каждый волен заходить в любой дом…

– …и срать там, – вставил кто-то из задних рядов.

Говнюков выкрикнул раздраженно:

– Вас дурачат! Не видите? Вас всегда дурачила власть, а вымолчите! Это только кажется, что дверь открыть трудно! Надо, мол, тянуть сбычачьей силой. Но я еще неделю тому для эксперимента жвачку на электромагнитналепил – все, входи без всякого ключа! И одни по-прежнему тупоприкладывают ключ с магнитом, другие… вон подростки сразу сообразили, все сейчасиз соседних домов собираются у нас…

Он осекся, а Денис, здоровенный мужик из бывших омоновцев,спросил угрожающе:

– Так это с твоей подачи под моей дверью насрали?

Говнюк ощерился:

– Докажите!

– А что доказывать? Ты сам признался!

– Вы мне не тыкайте, не тыкайте! У нас правовая страна,я вас по судам затаскаю.

Денис стиснул кулаки, каждый с бычью голову, но жена повислана нем, уговаривая, что с говнюками связываться – себе дороже, а Говнюковпобедно посмотрел по сторонам.

– Цифровые замки, – заявил он, – срать в параднойне мешают. Не верите, зайдите в любой дом, понюхайте.

Денис вполголоса ругался, а его сосед, Терентий Иванович,тихий и такой же интеллигентный, как моя мама, возразил мягко:

– Кто спорит? Вы совершенно правы. Но замок усложняетпроцесс проникновения в дом. Отсеивает большинство срунов. Заходят уже не те,кому надо в самом деле облегчить кишечник, а именно те, кому нужно насратьименно в этом доме, кому-то насолить. Таких намного меньше.

Говнюков возразил патетически:

– Я хочу свободы! А это ограничение моих прав какдемократа.

– А квартирный замок не мешает? – спросил кто-тоиз собравшихся. – Или у вас дверь без замка?

– Замок на входной двери в подъезд, – продолжалГовнюков непреклонно, – мешает моим гостям приходить ко мне.

Терентий Иванович, видя поддержку, поинтересовался так жеинтеллигентно:

– А дергать дверную ручку, нажимать кнопку лифта, потомв самой кабине нажимать на кнопку этажа…

– Это другое дело!.. Это не ограничивает меня как демократаи члена общества защиты прав человека от человека!

Мама моя беспомощно поглядывала по сторонам, пыталась как-товести собрание, но жильцы галдели, перебивали друг друга, наконец, когда ужевсе устали, даже Говнюков притих, слово взял Терентий Иванович, он как-тораспрямился и заговорил веско и убедительно:

– Кто спорит, что от крутых профессиональных воров никакаядверь не защитит? Но крутые профи в наш дом и не придут, а вот всякую мелочь,которой в сто крат больше, отсеять сможет. В том числе и любителей срать вподъездах. Тем более, как выяснили исследователи, вся эта насранность, разбитыелампочки, исписанные стены, подпаленные стены и выломанные решетки влифтах – это дело рук не жильцов, а всей дряни, что заскакивает вближайший по дороге подъезд выпить и облегчиться.