Я помалкивал, вообще-то этот Говнюков говорит дело: самне терплю никакого надзора. Сколько себя помню, всегда под пристальнымвниманием старших: так ли одет, так ли подстригся, почему за компьютером, а неза учебниками, не с теми ребятами дружишь, не с той девочкой ходишь, не такдержишь вилку, почему рубашку бросил на стул, а не повесил…

С другой стороны, мама очень переживает при видезагаженного подъезда и побитых зеркал в лифте. А когда вчера, выходя изкабинки, вступила в дерьмо, явно не собачье, дома, пока отмывала обувь,расплакалась и капала в чашечку с водой прозрачные капли, то ли сердечные, толи сохраняющие нервы.

Маму я люблю, она совсем не боевая, а слабая и жалобная. ЭтоВован со своей на ножах, ненавидит и желает, чтобы скорее померла: у негомать – гром, коня на скаку остановит, Кабаниха, властная и крутая, все вдоме должно свершаться по ее слову и указу. С такой, наверное, и я был быв контре, не люблю ходить строем, но моя никогда мне не перечила, тольковздыхала и смотрела грустными глазами, а еще тихонько плакала, стараясь, чтобыя не видел.

Хорошо, сказал я себе со злобной решительностью. Мне этамелкота не мешает, подумаешь – насрано, но ради мамы я очищу дом от всего,что делает его не таким, как хочет мама, а хочет она всегда хорошего, я это ужезнаю. Даже когда бегу со всех ног от ее «хорошего».

Собрание постепенно превращалось в полный бардак, где галдяттак, что сами не слышат своего же галдежа. Я попятился к двери, вышел,вслед за мною вышла Вера Павловна, милая тихая женщина, живет двумя этажаминиже, всегда улыбается, здоровается первой. Приученный к ее улыбке, я улыбнулсяуже заранее.

На газоне перед подъездом разлеглось с полдюжины бродячихпсов, еще трое-четверо бегают друг за другом дальше за домами. При виде ВерыПавловны эти, что на газоне, вскочили и радостно ринулись к ней, ликующепрыгали вокруг и ласкались, счастливые, как бездомные дети, которые неожиданновзяли к себе богатые и добрые люди.

Вера Павловна смеялась и гладила их. Они подпрыгивали,становились на нее передними лапами, пачкая одежду, но она не обращала на такиепустяки внимания, брала их морды в ладони и целовала в носы.

Я тоже засмотрелся, приятно видеть добрых людей, сзадискрипнула дверь, из подъезда вышел Денис-омоновец с женой и ребенком. Толькоспустились по ступенькам, собаки развернулись и с бешеным лаем набросились наних.

Пара псов подпрыгивали и пытались ухватить Дениса за руки.Ребенок завизжал и спрятался за маму. Мама заохала, закричала, укрывая чадообеими конечностями.

– Уберите своих собак! – заорал Денис. – Убери,сука… а то я их всех поубиваю, и тебя, гадина, тоже…

Его жена заорала еще громче, перекрикивая лай. Вера Павловнаперепугалась и пыталась утихомирить собак, но те старались выказать ейпреданность и верность, бросались и лаяли, бросались и лаяли, защищая отважно иверно свою кормилицу.

Денис загородил жену, та за его спиной быстро утащилаплачущего ребенка, а Денис пинками отбивался довольно успешно, но другиенабрасывались сзади, послышался треск разрываемой ткани.

– Ой, ну что же это… – закричала Вера Павловна вотчаянии.

– Сука! – орал Денис. – За такие дела в тюрьмесгною!.. Они у тебя все бешеные!..

Кто-то в сторонке, не разобравшись, прокричал:

– А почему она своих собак не водит в намордниках?

– Так это бродячие, – объяснил кто-то.

– И бродячих пусть в намордники!

– Так это ж настоящие бродячие…

– Как это?

– Ну ничьи. Ничейные.

– А чего ж они ее так охраняют? Значит, это ее собаки…

Понятно, все только глазели и комментировали, давали советы,это мы все умеем, все мы такие умные, когда учим других, но никто с места несдвинулся, чтобы помочь реально. Собаки наконец малость отступили, Денисвытащил мобильник и заявил, что вызывает милицию, санэпидемстанцию, «Скоруюпомощь» и комитет по надзору за бродячими животными.

Мне стало грустно, я вернулся домой, в своей комнате малостьпоэспериментировал с прохождением через стену на большой скорости. Обжигаеттак, словно я тигр, прыгающий через горящий обруч в цирке.

Поздно вечером вернулась мама, усталая до невозможности, изнуренная,будто разгружала вагоны с люминием, а то и с чунгунием. Я сам приготовилчай и бутерброды, она вяло рассказала, чем закончилось собрание, а я поведалпро собак, что так защищали Веру Павловну.

Мама вздохнула:

– У нее и муж такой… Оба добрые, жалостливые. Началиподкармливать бродячих собак, теперь те начинают собираться у нашего домацелыми стаями. Ждут их! Понимаешь, сынок, любой собаке, как и женщине, хочетсякому-то принадлежать. Особенно – сильному и доброму. Эти собаки ужесчитают их своими хозяевами.

– Еще бы.

– Ну а хозяев надо защищать, так собачки понимают. Вот изащищают… даже когда не надо. Просто показывают «хозяевам», как они стараются,как их любят, как их защищают.

Я спросил опасливо:

– Это и на меня кинутся?

– Вообще-то на жильцов обычно не обращают внимания, но когдавыходит кто-то из их «хозяев», то стараются показать ему, что его ценят иберегут. Этим мне тоже придется заниматься, как старшей по дому: и бродячихсобак жалко, и себя – тоже. А у многих еще и дети! Ты вот спишь крепко,а другим от собачьего гавка и ночью не до сна. Ночью лают на всех, кто входит вдом, к их «хозяевам». Даже пробуют не пропускать в дом!

Я пробормотал нерешительно:

– Это терпеть еще можно…

– Да? Но дальше все хуже и хуже. Со вчерашнего дня, когдаВера Павловна или ее муж идут к метро, собаки всей стаей бегут впереди и побокам, охраняют, лают и набрасываются на всех на пути, разгоняя народ.А несчастная Вера Павловна бежит следом и кричит, вся красная от стыда:«Не бойтесь, не бойтесь, это они нас охраняют!»

Я засмеялся, представив эту сцену.

– И ничего не поделать?

Она вздохнула.

– Не знаю. Но что-то делать надо.

– Что?

– Не знаю, – повторила она убитым голосом. –Труднее всего, когда приходится останавливать хороших людей в их чрезмернойхорошести.

Я валялся на постели, мысли вяло копошатся вокругпроблем дома, а тут еще и за домом эти собаки… Мама правильно сказала прохороших людей, рука не поднимается их обидеть, но люди должны быть не толькохорошими, но и уживаться, как говорят, в обществе. Насчет общества не знаю, нов нашем доме уживаться должны. А то еще и мне порвут штаны, как Денису.

Вера Павловна с мужем – хорошие люди, а если собаклюбят – вдвойне хорошие, а уж бродячих подкармливают, так и вовсе у нихзолотые души. Но все-таки люди вообще по шкале ценностей пока еще выше собак, икогда при выходе из подъезда на меня набрасы??ается стая остервенело гавкающихсобак, я готов их все поубивать, хотя, конечно, понимаю: охраняют дом от всехпосторонних, а посторонними считают всех, кроме этих доброхотов, выносящих имостатки своего обеда.