– Весьма интересно! Меня заинтриговала ситуация, о которойвы говорите, – заметил Пуаро. – Ведь светский человек обычно не хвастает своимиуспехами у женщин.

Мягкое, нерешительное лицо Блейка будто озарилось:

– Да, все дело в том, что Эмиас никогда не был обыкновеннымчеловеком! Видите ли, он живопись ставил на первое место. Я лично не могупонять этих так называемых людей искусства и, наверное, никогда не поймувполне. Я немного понимал Крейла, потому что я знал его близко. Его родные былитакими же людьми, как и мои, и во многих отношениях Крейл был верен нашимтрадициям. Но там, где начиналось искусство, он уже не подходил под стандарты.Потому что он, видите ли, не был любителем – о нет! совсем нет! – он былхудожником первой величины. Кое-кто говорит, что он был гений. Возможно. Но онвсегда казался каким-то… неуравновешенным. Когда он работал над какой-нибудькартиной, тогда ничто постороннее не могло его интересовать. Он был словно подгипнозом и, пока не заканчивал полотна, не выходил из этого состояния.

Блейк выжидающе посмотрел на Пуаро, и тот утвердительнокивнул.

– Вы понимаете меня! Эмиас был влюблен в девушку, хотелжениться на ней, он готов был ради нее оставить жену и ребенка. Он начал писатьпортрет Эльзы и хотел закончить картину. Кроме картины, не существовало ничего.А это было нестерпимо для обеих женщин.

– Понимала ли хоть одна из них его состояние? – спросилПуаро.

– Да. Я считаю, что Эльза некоторым образом его понимала.Она восхищалась его живописью. Но, конечно, положение у нее было сложное. Чтоже касается Кэролайн… Кэролайн была всегда дорога мне. Было время, когда я…когда я собирался жениться на ней. Но эта надежда исчезла в зародыше. Яоставался для Кэролайн, если можно так выразиться, преданным слугой.

Пуаро задумчиво кивнул в знак согласия. Он почувствовал, чтоэтот старомодный стиль как нельзя лучше выражает сущность Мередита Блейка,человека, способного беззаветно служить даме сердца. Даже без надежды наответное чувство.

Взвешивая каждое слово, детектив сказал:

– Наверное, равнодушное отношение Крейла к ней возмущаловас.

– Злило! Да! Я даже как-то раз укорял Эмиаса.

– Когда это было?

– Днем раньше тех событий. Они заглянули ко мне на чашкучаю. Я отвел Крейла в сторону и высказал ему свое мнение. Вспоминаю даже – яему сказал, что он ведет себя нечестно в отношении обеих женщин.

– Так ему и сказали?

– Именно так. У меня сложилось впечатление, что он непонимает сложность ситуации.

– Возможно, вы и правы.

– Я сказал ему, что его поведение ставит Кэролайн в совсемнетерпимое положение. Если он надумал жениться на той девушке, то не должен былприводить ее в дом и тем паче допускать, чтобы она трезвонила об этом, бросалав лицо Кэролайн оскорбительные слова. Я сказал, что все это ужасно, гадко.

Пуаро спросил с очевидным интересом:

– И что же он ответил?

Мередит Блейк казался разочарованным.

– Он сказал: «Кэролайн придется перетерпеть».

Эркюль Пуаро свел брови.

– Ответ не совсем уместный!

– Я счел его оскорбительным и, выйдя из себя, сказал, чтопоскольку он не любит свою жену, то ему, естественно, совсем безразличны еестрадания. Однако, спросил я, почему он не думает также и об Эльзе? Разве он непонимает, что это и для нее плохо? Эмиас ответил, что Эльзе также придетсяперетерпеть. Еще и добавил: «Ты никак не хочешь понять, Мередит, что вещь, надкоторой я сейчас работаю, лучше всего, что я до сих пор сделал. Она прекрасна,поверь мне. И ссоры ревнивых женщин не могут мне повредить ни в коем случае!»

Было больно это слышать. Я сказал ему, что, наверное, онлишился элементарного достоинства. Живопись, мол, – это еще не все. Но он меняпрервал: «Нет, для меня – все!»

Я был чрезвычайно разгневан и сказал, что его отношение кКэролайн унижает ее, Кэролайн с ним несчастна. Он ответил мне, что знает обэтом и сочувствует ей. Вы только подумайте – сочувствует! «Знаю, Мередит, –продолжал он, – что ты мне не веришь, но это правда. Я устроил Кэролайн тяжелуюжизнь, и она все терпит, словно святая. Но она знает, чего от меня можно ждать.Я ей честно сказал с самого начала, что я эгоистичный, растленный тип».

Тогда я сказал Эмиасу, что он не должен разрушать семью.Напомнил о ребенке и обо всем другом, над чем ему следует подумать. Это, мол,вполне понятно, что такая молодая девушка, как Эльза, может вскружить мужчинеголову, но для ее же блага ему следует порвать с ней. Она слишком молода,бросилась бездумно в его объятия, но потом, возможно, будет горько жалеть. «Неможешь ли ты опомниться, – спросил я, – порвать с нею окончательно и вернутьсяк жене?»

– И что же он ответил?

– Он немного растерялся. Похлопал меня по плечу и сказал:«Эх, чудесный ты парень, Мередит, но слишком сентиментальный! Обожди, закончукартину, и ты убедишься, что я прав». – «Пошли к черту картину», – сказал я. Аон улыбнулся и ответил, что даже все истерички Англии, вместе взятые, не моглибы добиться этого. Я высказал мысль, что с его стороны было бы значительнотактичнее скрывать свои планы от Кэролайн, пока не будет готова картина. Онсказал, что это не его вина, Эльза настояла. На мой вопрос: почему? – онответил, что Эльза вбила в голову, что иначе, мол, будет нечестно. Она хотела,чтобы все было ясно, открыто. Конечно, с одной стороны, это можно было понять.И даже извинить.

– Честность порой вызывает много неприятностей, много лишнихстраданий, – заметил Пуаро.

Мередит Блейк посмотрел на него осуждающе – ему не оченьпонравилась эта мысль.

– То были весьма горестные минуты для всех нас.

– Лишь одного человека ничто не трогало – Эмиаса Крейла, –заметил Пуаро.

– И знаете почему? Потому что он был закоренелый эгоист. Якак сейчас вижу его насмешливые глаза: «Не нервничай, Мередит, все прекрасноуладится!»

– Неисправимый оптимист! – прошептал Пуаро.

– Мужчина, который не принимает женщин всерьез. Ему можнобыло сказать, что его жена в отчаянии, но он…

– Она вам об этом говорила?

– Не впрямую… Но никогда не забуду, какой видел ее в тотпамятный день, после чая. Бледная и взвинченная, с каким-то отчаянием в глазах,она все время говорила, смеялась, хотя на лице у нее можно было прочитать муку,страдание… Это было самое волнующее зрелище в моей жизни.