Вот за этим самым кофе Марья Максимовна и «поспособствовала»Надеждиному трудоустройству. Лидочка обещала подумать и недели через трипозвонила.

С тех пор они стали неразлучные подруги, несмотря на разницув возрасте — Лидочка оказалась старше Нади лет на тридцать.

И все дальнейшее сложилось благодаря Лидочке — работа,карьера, знаменитости, с которыми Лидочка была дружна и охотно знакомилаНадежду. Ей было не жалко. Ей никогда ничего не было жалко, такой у неехарактер!

Надежда теперь тоже хотела для кого-нибудь стать Лидочкой,чтобы быть как она — благодетельницей, великодушной и щедрой.

Поэтому москвичу Коле Санькову она сочувствовала и все стремиласькак-то помочь, тем более говорили, что у него в семье проблемы.

— Коля, вы не переживайте, — шепнула она ему на ухо, когдаДэн Уолш тряхнул своей пастообразной ручищей, Колю поприветствовал. — Всеобойдется. Это в первые дни будет неразбериха и суета, а потом все наладится.Американцы начнут заниматься своим делом, мы своим, и к визиту уже всеуспокоятся. Потом несколько дней обморока и паники, и все!

Коля улыбнулся, и Надежда с удивлением обнаружила, что унего голубые глаза. По-настоящему голубые, как на картинке.

— Никогда не участвовал в таких мероприятиях, — тихо сказалон. — И главное, мне бы поработать подольше. Коллектив узнать, структурупонять! Нет, грянул этот визит, когда меня всего полтора месяца назад из Москвыперевели!

Краем глаза Надежда видела, что Лидочка о чем-то энергично идоброжелательно беседует с Уолшем. Ну о чем она с ним болтает! Договорились жепосле совещания сразу кофе идти пить!

Наверняка что-то затевает!

— То, что недавно перевели, это даже хорошо! — сказала онавслух. — И глаз не успел замылиться, и ни в каких группировках вы еще незадействованы!

— А у вас что? Группировки?

— А в Москве нет?

Коля Саньков засмеялся тихонько.

— И в Москве есть! Мне, чтобы в «Англию» попасть, столькогеморроя досталось! Жена бросила, ей-богу! Ребенку не разрешает со мной потелефону говорить!

— Ужас какой, — искренне сказала Надежда.

Юля Беляева протиснулась мимо, улыбнулась и прошла и ужеиз-за двери показала на часы — давай, мол, кофе же пить собирались! Надеждачуть заметно кивнула. Во-первых, Лидочка все еще любезничала с полковником,во-вторых, Колю жалко.

— Меня тоже муж бросил, — сообщила она неизвестно зачем. Онаникому в этом не признавалась, и в отеле, кроме Лидочки, еще никто не знал. Икогда она вдруг это сказала, простыми будничными словами — дело-то житейское,что такого! — да еще почти незнакомому человеку, кровь вдруг бросилась ей влицо и затопила всю голову разом, до самой макушки.

Крови было так много, что она не умещалась в черепе, давилана глаза и уши, вылилась красным нездоровым цветом на шею и щеки.

Ее тоже бросил муж. А что, разве вы не знали?! Ушел, ушел,еще в начале лета ушел! Житейское дело, что такого!

— Надежда, что с вами?! Вам.., плохо?

— Мне хорошо, — проблеяла она овечьим голосом, — душночто-то только. Извините меня, я сейчас.

И она выскочила из белого зала с колоннами, где онисовещались, собираясь бежать на лестницу, где можно остановиться, взяться заголову, переполненную кровью, и постоять в одиночестве, чтобы никто не видел,даже Лидочка, чтобы никто не догадался, как ей плохо, и что еще ничего некончилось, несмотря на то что прошло уже шесть недель — сорок два дня, тысячавосемь часов!..

Уже тысячу восемь часов она приходит домой одна. Утром иливечером, вечером или утром, в зависимости от смены, дневной или вечерней. Домавсе как прежде — две просторные комнаты в старинном питерском доме и неуютнаякухня с наглухо заколоченной дверью на «черную» лестницу. На кухне Надежда нелюбила бывать и ужин всегда подавала в гостиную, на круглый стол. Уже тысячувосемь часов она никому не подает ужин, потому что себе подавать глупо, можноведь и в отеле поесть, и повариха Эльвира Александровна любит ее кормитьфирменными пирогами, которые пекут только в «Англии». Надежда ест пироги,думает о том, как ей не хочется домой, в свои две просторные пустые комнаты, аЭльвира Александровна рассказывает, как славился на весь Ленинград, да чтоЛенинград, на всю Россию кондитерский цех «Англии»!

— Надюш, ты куда? — Это Юля Беляева, озабоченная кофе,выскочила наперерез, но Надежда только махнула рукой и пробежала дальше.

Никого у нее не осталось, кроме Лидочки и МарьиМаксимовны!.. Никого…

Она выбежала на лестницу, которая выходила окнами вовнутренний двор, мрачный и глубокий колодец, где никогда не было солнца, и тутпоплакала немного. На работе плакать нельзя, учила ее Лидочка. Как толькоувидят, что ослабела, живьем сожрут.

Когда под дверью застучали каблуки, она выхватила из карманаформенного пиджака платок, отерла глаза. Поймала свое отражение в стекле —вроде все нормально! — и надела на лицо улыбку.

Улыбка не пригодилась, потому что вошла Лидочка.

— Опять рыдаешь, дура? — спросила она. — Ну порыдай, порыдай,ладно уж!

— Да я порыдала уже, Лидочка.

— Самый сложный вопрос у тебя еще впереди, — сказала таназидательно и закурила. — Что ты станешь с ним делать, когда он вернется?

— Он не вернется, — понуро сказала Надежда. — Он даже непозвонил ни разу.

— Он вернется, — повторила Лидочка и прищурилась. — Это ятебе говорю! Ко мне все возвращались, и мне приходилось прогонять их взашей! Аоднажды вернулись сразу двое, а у меня в этот момент уже был третий. И на моейкухне они выясняли друг у друга, кто из них главнее и кто решил вернутьсяпервым! При этом они еще жрали водку и на меня не обращали никакого внимания.

Надежда улыбнулась.

— Мой не такой. Мой гордый и.., сильный человек.

— Ага, — согласилась Лидочка. — Какой-то идиот из пятьсотвосьмидесятого, когда выезжал, подарил мне духи. Он-то идиот, а духи оказалисьприличные. Хочешь попробовать?

— Нет.

— Сильные и гордые мужчины не бросают женщин на произволсудьбы, — категорично заявила Лидочка. — Никогда. Им это даже в голову неприходит, именно потому, что они сильные и умные. У них в избытке имеется то,чего у твоего нет и в помине, — ответственность!

— Мой муж, — оскорбилась Надежда, — очень ответственныйчеловек.

— Ага, — опять согласилась Лидочка. — Поэтому ты сегодняидешь развлекать еще одного ответственного. Нашего дорогого американского другаполковника Уолша.