— Я?!

— Я все равно не могу. — И Лидочка сделала плачущее лицо. —Я уже стара для того, чтобы развлекать тридцатилетних мужчин. Нет, то есть я-тоне против, но, боюсь, коллектив не поймет, и меня повлекут на партсобрание!

— Партию давно отменили, — мрачно сказала Надежда, котораязнала совершенно точно, что с Лидочкой спорить бессмысленно и теперь ейпридется тащиться развлекать американца. — Что вы придумали, Лидия Арсеньевна?

— Ты бы еще сказала — госпожа Арсентьева, как любит говоритьнаш управляющий, — усмехнулась Лидочка. Отчество и фамилия у нее сочеталисьпричудливо. — А тебе все равно делать нечего. Как говорит наш милый Пейсахович,твой Моисей сегодня не вернется! А вернется — тем лучше, подождет немного упорога!

— Что вы пообещали американцу?

— Что ты покажешь ему Санкт-Петербург ранней осенью илипоздним летом, ибо у нас, на Неве, лето и осень весьма относительны. Ну и,разумеется, вверишь себя его заботам!..

— И он согласился?

— А куда ему было деваться? Я сказала, что в молодости тыработала экскурсоводом, и это такое русское гостеприимство — таскаться синостранцами вокруг Исаакиевкого собора.

— Лидочка, я не хочу!

— Сама не хочу, — трагическим голосом сказала Лидочка. —Вдруг с тобой что-нибудь страшное приключится! Вдруг он затащит тебя вподворотню и воспользуется твоей неопытностью! И вообще, чего ты выламываешься?Старуха пыталась тебе угодить, припасла кавалерта, — она так и выразилась:«кавалерта», — в плечах косая сажень, на голове фуражка, а на поясе привязанонесколько гранат, а она выламывается! Поблагодарила бы бабушку!

— Спасибо, бабушка, — машинально ответила Надежда.

— Как ты смеешь меня оскорблять, дрянь такая! — выдалаЛидочка совершенно равнодушно. — Какая я тебе бабушка!..

Дверь на лестницу открылась, показалась Юля Беляева и с нейкакой-то американец в очках, кажется, начальник программистов и, кажется, поимени Уилл, а может, Гаррис.

Юля стрекотала по-английски, у американца был напряженныйвид, и Лидочка сразу включилась в стрекотание, спрятала за спину «бычок» истала подвиливать задом и делать Надежде знаки. Та сначала не понимала, а потомпоняла. Аккуратно вытащила окурок у нее из пальцев и незаметно спровадила его вурну.

Там у них, в Америке, никто не курит, и, похоже, теперьпридется делать вид, что в России не курят тоже!

Оставалась еще некоторая вероятность, что Уолш не захочеттаскаться вокруг собора с неизвестной русской, но он остановил ее в лобби-баре,где уже готовили пятичасовой чай для всей компании заехавших американцев, икорректно спросил, в котором часу она будет готова. Госпожа Арсентьева обещалаему незабываемую экскурсию по Петербургу, и он теперь всей душой этого жаждет.

Надежда сказала, что смена у нее заканчивается в семь, вот всемь она и будет готова. И ни за что не станет переодеваться, так и пойдет вкоричневом форменном костюме и со значком «Англии» на лацкане! А что такое! Онаже не на свидание собирается!..

Красные «маркизы» трепетали на свежем балтийском ветру, заокнами сияло солнце, день был в разгаре, и лето еще не кончилось, и можно будетсъездить в Парголово, на дачу к Катьке Самгиной, давней приятельнице, котораякак укатила в начале лета в Москву, так обратно и не появляется и не звонит ужемесяц, а может, и больше!

Впрочем, Надежда сама виновата — она-то звонила ей всегоодин раз, да и то попала на какого-то дядьку, который сказал, что Екатеринаподойти не может, и вежливо спросил, что ей передать. Надежда тогда еще грустноподумала, что подруга кого-то себе в Москве нашла, а вот она, Надежда, никогоне нашла, только мужа потеряла!..

Решив, что сегодня вечером непременно нужно позвонитьКатьке, Надежда раздала задание двум дежурным портье, обнаружила возле урны,больше похожей на древнюю греческую вазу, окурок, подобрала его и отправила поназначению и прислушалась к непривычной тишине.

Постояльцев в отеле не было, и казалось, что жизньостановилась.

В холле на мраморных полах не свалены кучей чемоданы,подносчики багажа не носятся с тележками, в баре не видно людей, зашедших с улицына чашку чая. «Англия» славилась своим чаем в «русском духе» из чашекЛомоносовского завода, с блинами и пирогами, с селедочкой и икоркой. Журчалаарфа, пахло только что выпеченными булками, люстры сверкали, отражаясь в полах.Сюда приходили специально, чтобы попить чаю, и все работники «Англии» оченьгордились — и у нас традиции, не только в «Ритце», куда на чай нужнозаписываться за несколько дней вперед!..

Внутренний телефон запищал у нее в кармане, и она ответилакак обычно:

— Гостиница «Англия», Надежда Звонарева, служба портье, чеммогу помочь?

Звонили девочки из приемки и размещения, что-то у них тампошло не так, а начальника смены они не смогли найти, и Надежда вернулась кконторкам красного дерева.

Главный американец вместе с управляющим куда-то проследовалмимо нее и дружески ей кивнул, и она кивнула в ответ.

…что это Лидочка придумала, какая такая экскурсия?!

У приемки и размещения сложность оказалась в том, чторасселявшиеся американцы оказались китайцами, и по-английски они говорили так,как будто по-китайски, и никто не мог их понять, а Надежда поняла, и всемоментально разрешилось.

— Слушай, — тихонько сказала ей Люба Глушенко, полная,розовая, похожая на персик, — а у них багажа-а-а!.. Они к нам на веки вечныепереселяются, что ли?

— А ты как думала?! Два месяца в гостинице! Конечно, они всебарахло с собой притащили!

— У-ужас!.. И говорят, везде камер понаставят! Зачем ещекамеры, у нас свои кругом стоят!

— Они кое-где наши поменяют на свои. — Надежда тоже непонимала, зачем столько камер, но делала вид, что так и должно быть. Мол, мыеще и не такое видали! — А кое-где к нашим еще и свои добавят, вот и все.

— И в туалетах?

Надежда пожала плечами.

За ее спиной подносчик багажа грузил на тележку упаковки сводой, а рядом стоял Коля Саньков и смотрел, как тот грузит.

Надежда кивнула Любе и подошла к тележке.

— Коль, — осторожно сказала она. — У нас на кухню вода черезцентральный вход не заезжает. Для этого есть другие двери и другие лифты.

— Да это не на кухню! — произнес Саньков с досадой. — Этогость с собой привез. Чтобы хватило на два месяца!

— Как с собой?! — поразилась Надежда.

Подносчик уже наставил упаковок в свой рост, и теперь емуприходилось закидывать их наверх. На мраморном полу оставалось еще примерностолько же.