— И что вы сделаете, если я ничего не скажу? — Ее передернуло.

— Значит, вы признаетесь. — Он вскинул голову.

— Да, — ответила Сесили и сжала губы. — Да, признаюсь. — Неужели у нее совсем нет выхода? Саймон Доккум потащит ее на суд к королю. Неужели ее повесят за преступление? Сердце сжалось от страха, внутри как будто медленно проворачивалась зазубренная стрела. Как, как убедить его держать язык за зубами? — Вам нужны деньги? — вдруг выпалила она. — Я могу дать вам денег.

— Значит, теперь вы пытаетесь откупиться от меня! — Локлан смотрел на нее, и его глаза напоминали сапфиры в золотой оправе.

— Вы меня обвиняете? Если бы вы тогда не заметили меня на реке, у нас бы все получилось! — Сесили наматывала шнурок от ночной рубашки на палец, пока тот не побелел. — Мое будущее… наше будущее в ваших руках. Вам наверняка что-то нужно. Я непременно должна убедить вас ничего не говорить лорду Саймону! — Она подняла голову, оглядела его умное лицо; затем взгляд ее упал на его губы, которые так недавно ее целовали. Сердце у нее екнуло, затем забилось чаще. Мысль, которая еще недавно казалась ей такой постыдной, такой ужасной, овладела ей настолько, что она громко, недоверчиво фыркнула. Однако это, возможно, единственный способ. Единственный, способный убедить его хранить молчание.

— А может… — Сесили кашлянула и поджала босые пальцы ног. Ее била дрожь, хотя кожа покрылась испариной. — Вы… женаты?

Не готовый к такому вопросу, Локлан резко вскинул голову, и у него на загорелой щеке дернулась жилка. Он нахмурился.

— Нет. — Ответ был грубым и прямым. — Так что?

— Может статься, я сумею предложить вам кое-что другое. — Сесили понизила голос, словно боясь, что каменные стены осудят ее за то, что она собиралась сделать. Стоило последним словам слететь с ее губ, как она поняла, что поступает ужасно, неправильно, что она богохульствует. Она не такая… не соблазнительница. Она обладает лишь ограниченным опытом, в прошлом у нее лишь несколько неловких совокуплений с мужем. Она закрыла рот ладонью, щеки запылали от смущения.

— Вы серьезно?

— Я… нет, простите. — Сесили ломала пальцы, натянулась кожа над костяшками. — Забудьте, что я сказала. Я совершила ошибку.

— Вы предлагаете мне свое тело в обмен… на молчание? — Локлан недоверчиво смотрел на нее сверху вниз, и его низкий бархатистый голос эхом отражался от стен в узком пространстве. Ее кожа напоминала взбитые сливки, в полумраке она блестела и казалась атласной. Он плотно скрестил руки на груди. — Вы понимаете, что вы делаете? — Неожиданно в голову пришла мысль: а каково лечь с этой женщиной? Сорвать с нее широкую ночную рубашку, ласкать ее нежную плоть…

— Нет… нет, — заикаясь, ответила Сесили и отступила, ударившись пяткой о холодную каменную стену. Она вскинула руки, собираясь оттолкнуть его, если понадобится. — Повторяю, я ошиблась.

Его глаза переливались синими огнями. Внутри у нее все загорелось… ей показалось, будто из легких выкачали воздух.

На шее у него бился пульс, на плечах заиграли мышцы. Внизу ее живота медленно, постепенно нарастало возбуждение. Что с ней такое?!

Она закрыла глаза от стыда, не желая на него смотреть.

— Может, и нет, — кончик его пальца осторожно провел по вырезу белой ночной рубашки. Он осторожно дотронулся до ее кожи.

Его прикосновение ожгло ее, как будто он вонзил в нее кинжал. Она ахнула, его близость разожгла в ней огонь. В крови как будто разгорался лесной пожар. Вместе с тем она не могла пошевелиться. Она словно оцепенела.

Он провел кончиком пальца вдоль линии выреза, а потом выше, выше, по горлу. Потом обхватил ее щеку ладонью. Хотя кожа у него загрубела, он касался ее бесконечно нежно, гладя нежный овал лица. Воздух застрял у нее в легких, она не могла дышать. Черные ресницы опустились, коснувшись пухлых щек.

Локлану показалось, что ее кожа из тонкого шелка. Какое искушение! Он очень давно не лежал с женщиной. Много лет он принимал участие во всех сражениях, куда посылал его король. Постоянные битвы помогали вытеснять из головы неуместные мысли, в бою можно было не вспоминать о прошлом. Битвы помогали ему сохранить рассудок. Он закрыл глаза и вдохнул ее нежный аромат. От нее пахло розами. В нем пробудилось желание и постепенно нарастало, вначале медленно, как будто пробуя почву.

— Локлан!

Крик послышался в конце коридора. Лязгнули засовы, открылась дверь спальни. Локлан нехотя убрал руку от лица Сесили. Она сделала шаг назад, пошатнулась и ссутулилась, прислонившись к стене. Солнечный луч высветил ворс на ее бархатном плаще. Она подняла дрожащую руку, коснулась лба, уха, подбородка… Потом она отвернулась, как будто хотела спрятать от него лицо.

— Локлан! Где ты? — снова позвали его с порога спальни. — Веди женщину сюда, сейчас же! Быстрее!

Он смотрел на стройную фигурку, прижавшуюся к каменной стене; над низким вырезом ночной рубашки, на ее шее бился пульс.

Что с ним такое, черт побери? Почему рядом с этой женщиной он забывает обо всем? В чем дело — в ее ли хрупкой красоте или в решительном огне, какой он заметил в ее глазах? Она казалась такой одинокой! С одной стороны — злобная мать, с другой стороны — гнев Саймона, когда он узнает правду.

Ему захотелось утешить ее, прижать к груди и крепко обнять. Здравый смысл требовал немедленно вести ее к Саймону, однако доводы логики разбивались о его желание.

Что же ему предпринять? У него разболелась голова. Ее ждет суровое наказание… Возможно, за обман ее даже приговорят к смерти… Как жаль! Оглядывая ее нежное личико, ее пухлые губы, он понял, насколько она хрупка и беззащитна. Угадал ложную браваду в том, как решительно она вздернула вверх подбородок. Он узнавал в ней себя. Так же он сам держался в детстве после того, как потерял близких… потерял все. Не чувствует ли она сейчас то же самое?

Как может он приговорить ее к такой ужасной участи?

— Пойдемте, — еле слышно попросила Сесили севшим от усталости голосом. — Лучше отведите меня назад и все расскажите. — Глаза ее воинственно сверкнули, она как будто ждала от него только плохого.

Им овладела нерешительность. Он разрывался между верностью другу, которого знал много лет, и этой девицей, которую он впервые увидел совсем недавно. Он не должен колебаться, он прекрасно знает, как должен поступить. Но рядом с ней он утратил всякую решимость… Она словно заколдовала его.

— Локлан! — Мужской голос был властным, враждебным, он эхом отдавался от каменных стен. — Быстрее, шевелись!

На щеке у него дернулся мускул. Неверность терзала