– Фалька, – сказал он посерьезнев. – Я неуеду один, я рассчитываю на твою помощь. Меня придется поддерживать в седле.Пальцы ног у меня уже немеют. Я могу потерять сознание. Послушай: оврагприведет тебя к пойме ручья. Поедешь вверх по течению, на север. Отвезешь меняв местность под названием Тегамо. Там найдешь человека, который сумеет вытащитьжелезку из спины, не убив при этом и не парализовав.

– Это близко?

– Нет. Ревность ближе. Котловина милях в двадцати впротивоположной стороне, вниз по течению. Но туда не надо ехать ни в коемслучае.

– Почему?

– Ни в коем случае, – повторил он,поморщившись. – Тут дело не во мне, а в тебе. Ревность – для тебя смерть.

– Не понимаю.

– И не надо. Просто поверь мне.

– Гиселеру ты сказал…

– Забудь о Гиселере. Если хочешь жить, забудь о них овсех.

– Почему?

– Останься со мной. Я сдержу обещание, СнежнаяКоролева. Украшу тебя изумрудами… Осыплю ими…

– Да уж, ничего не скажешь, самое время шутковать.

– Шутить никогда не поздно.

Хотспорн вдруг обнял ее, прижал плечом и принялсярасстегивать блузку. Бесцеремонно, но не спеша Цири оттолкнула его руку.

– Действительно! Нашел же время!

– Для этого любое время хорошо. Особенно для меня,сейчас. Я тебе сказал, это позвоночник. Завтра могут возникнуть трудности… Чтоты делаешь? Ах, холера тебя…

На этот раз она оттолкнула его сильнее. Слишком сильно.Хотспорн побледнел, закусил губу, застонал.

– Прости. Но если человек ранен, ему положено лежатьспокойно.

– Близость твоего тела заставляет меня забыть о боли.

– Перестань, черт тебя побери!

– Фалька… Будь снисходительной к страдающему человеку.

– Будешь страдающим, если руки не уберешь! Ну, быстро!

– Тише… Бандиты могут нас услышать… Твоя кожа какатлас… Не крутись, черт побери!

«А, хрен с ним, – подумала Цири, – будь что будет.В конце концов, что за важность? А интересно. Я имею право быть любопытной.Какие уж тут чувства? Взгляну на это мероприятие потребительски, вот и все. Ибеспретенциозно забуду».

Она подчинилась прикосновениям и удовольствию, которое онипринесли. Отвернула голову, но сочла это излишне скромным и обманчиво ханжеским– не хотела, чтобы он решил, будто соблазнил невинность. Взглянула ему прямо вглаза, но ей это показалось слишком смелым и вызывающим – такой она тоже нехотела казаться. Поэтому просто прикрыла глаза, обняла его за шею и помогларазделаться с пуговичками, потому что у него дело шло туго и он только напраснотерял время.

К прикосновениям пальцев добавилось прикосновение губ. Онауже была близка к тому, чтобы забыть обо всем на свете, когда Хотспорн вдругзамер. Несколько секунд она терпеливо выжидала, помня, что он ранен и рана должнаему мешать. Но все слишком уж затягивалось. Его слюна застывала у нее насосках.

– Эй, Хотспорн! Уснул, что ли?

Что-то потекло ей на грудь и бок. Она прикоснулась пальцами.Кровь.

– Хотспорн! – Она столкнула его с себя. –Хотспорн, ты умер?

«Глупый вопрос, – подумала она. – Я же вижу. Я жевижу, что он мертв».

– Он умер, положив голову мне на грудь. – Цириотвернулась. Угольки в камине полыхнули красным, порозовили ее покалеченнующеку. Возможно, был там и румянец. Впрочем, в этом Высогота уверен не был.

– Единственное, что я тогда чувствовала, –добавила она, по-прежнему отвернувшись, – это разочарование. Тебя этошокирует?

– Нет. Как раз это-то – нет.

– Понимаю. Я стараюсь не разукрашивать рассказ, ничегоне исправлять. Ничего не утаивать. Хотя порой такое желание возникает, особеннокасательно утайки. – Она шмыгнула носом, покрутила согнутым пальцем вуголке глаза. – Я привалила его ветками и камнями. Стемнело, мне пришлосьтам заночевать. Бандиты все еще крутились окрест, я слышала их крики и былапочти уверена, что это не простые бандюги. Я только не знала, на кого ониохотились: на меня или на него. Однако вынуждена была сидеть тихо. Всю ночь. Дорассвета. Около трупа. Бррр.

– На рассвете, – немного помолчав, продолжалаона, – от погони не осталось ни слуху ни духу, и можно было отправляться.Лошадь у меня уже была. Волшебный браслет, который я сняла с руки Хотспорна, ивпрямь действовал. Вороная вернулась. Теперь она была моей. Это был мой приз.Есть такой обычай на Островах Скеллиге, знаешь? От первого любовника девушкеполагается дорогой подарок. Ну, какая разница, что мой-то умер, так и не успевстать первым?

Кобыла топнула передними копытами о землю, заржала, сталабоком, словно повелев любоваться собой. Цири не могла сдержать вздоха восхищенияпри виде ее небольшой изящной головы с выпуклым лбом, сидящей на гибкой шееморского льва с прекрасно вырисовывающимися мускулами, высокой холки, всеготела, изумляющего своей пропорциональностью.

Она осторожно подошла, показывая кобыле браслет на запястье.Кобыла протяжно фыркнула, прижала подвижные уши, но позволила схватить себя затрензеля и погладить по бархатистому носу.

– Кэльпи, – сказала Цири. – Ты черная игибкая, как морская кэльпи. Ты изумительна и волшебна, как кэльпи. Вот и будеттебе имя – Кэльпи. И мне все равно – претенциозно это или нет.

Кобыла зафыркала, поставила уши торчком, тряхнулашелковистым хвостом, доходящим до самых бабок. Цири, обожающая высокую посадку,подтянула стременные ремни, протерла нетипичное плоское седло без арчака ипередней луки. Подогнала сапог к стремени и ухватила лошадь за гриву.

– Спокойно, Кэльпи.

Седло вопреки ожиданию было вполне удобным. И по понятнымпричинам гораздо более легким, чем обычное кавалерийское с высокими луками.

– Ну а теперь, – сказала Цири, похлопывая лошадьпо горячей шее, – посмотрим, такая ли ты резвая, как красивая. Настоящийли ты скакун, или всего лишь парадная лошадка. Что скажешь относительнодвадцати миль галопа, Кэльпи?

Если б глубокой ночью кто-нибудь исхитрился тихаремподобраться к затерявшейся среди топей хате с провалившейся и обросшей мхомстрехой, если б заглянул сквозь щели в ставнях, то увидел бы седобородогостарика, слушающего повествование девушки с зелеными глазами и пепельнымиволосами.