– Что ж, – следователь снова присел на диван. – К начальству я все равно опоздал, семь бед – один ответ. Давайте тогда обсудим возможность ее причастности к убийству.

– Это исключено, – снова повторила я.

– Почему?

– Потому. Скажите, у вас есть дети? – Я спокойно встретила прямой взгляд Коломойского. – Хотя о чем это я? Конечно, есть. Скажите, вы можете представить, что кто-то из них задумал от вас избавиться?

– Скажите, а что будет со всем этим? – Коломойский обвел глазами комнату и задал вопрос, проигнорировав мой. – Что будет с вашим бизнесом, недвижимостью, многочисленными автомобилями и прочими благами, если вдруг вы окажетесь в тюрьме?

Я равнодушно пожала плечами.

– Деньги мужа в западном инвестфонде. Это неприкосновенный запас, который я давно не трогаю – живу на «свои». Вы не представляете, сколько можно заработать на условных «кашах». Хотя речь не только о них. Так вот. Все мои золотые горы без меня сразу превратятся в глиняные черепки. Более того, это случится очень скоро, если вот это, – я кивнула в сторону электронного браслета, – не будет снято в ближайшее время. Пока мы прогоняем по каналу «консервы» – заготовки. Но их хватит буквально на пару месяцев. Какое-то время, возможно, и то не факт, мы продержимся на хайпе: народ привычно будет заходить к нам в надежде на новости. Но и это не продлится долго. Мы живем в эпоху глобального потребления: вещей, эмоций и людей. Когда-то про советского мужчину шутили, что у него всю жизнь один костюм, надеваемый четырежды: на выпускной, для фотографии на паспорт, на свадьбу и собственные похороны. Сегодня все иначе – одноразовые костюмы, женщины, жены и уж тем более кумиры. Этот сломался – несите следующего. Сегодня ты лидер мнений, завтра никто не вспомнит твое имя. «Что-что? Арина Тарелкина? И впрямь такая фамилия? Нет? Серьезно? Что, значит, я ее смотрела и слушала? О чем ты? Не было такого, я бы запомнила».

Меня сотрут ластиком из народной памяти в лучшем случае за неделю, а если завтра случится очередная свадьба Собчак или там, не знаю, новый хит Бузовой, и того раньше.

Одним словом, без меня, без моего имени и моей, уж простите за нескромность, харизмы, бизнес и дня не продержится. А следом посыплется и все остальное. Все эти богатства, как вы называете, на самом деле гигантский и невозможно мощный денежный пылесос. Давно бы избавилась, да кому это нужно? Вы, случайно, не планируете приобрести особняк?

Коломойский шутку не оценил, и я поспешила извиниться.

– Простите, согласна, не самая удачная реплика. Но просто состоятельный человек предпочтет построить жилье по своему вкусу, а всем остальным такая роскошь не по карману. Понимаю, как это звучит, но мой дом словно чемодан без ручки. И нести тяжело, и бросить жалко. Так что… Нет. Мое место не такое уж теплое, чтобы мечтать его занять. Это если про доводы рассудка. Что до чувств, то они и вовсе таковы, что я скорее поверю, что сама в период временного помешательства убила несчастного куртизана, чем предположу, что к этому хоть как-то причастна Алена.

Последнюю фразу я произнесла шепотом – мысль о том, что помощница могла нас услышать, болью отозвалась в сердце. Понимая, что подобный разговор неизбежен и, скорее всего, состоится еще не раз, я все равно чувствовала себя предательницей.

– Ну, хорошо, – Коломойский тоже перешел на шепот. – А фонд? Там ведь, я так понимаю, немало.

– Не так много, как рассказывает «Гугл», но да – я богата. Даже, наверное, слишком. Но вы поймите, это все очень условно. Большая часть моих активов не живые деньги. Я владелец заводов, газет, пароходов. А вернее, акций, облигаций и прочих ценных бумаг. Все они в обороте – просто так не выдернешь. Хотя, конечно, будет нужно – смогу.

– Ну вот видите.

– Нет, это исключено. И точка. Ищите в другом месте. Поймите, Алена мне словно сестра. Или даже дочь. Я точно знаю – она предана мне всей душой. Родственники своих не бросают.

– О, уверяю вас. Еще как! Знали бы вы, сколько раз я видел подобное за годы службы. И ведь не маргиналы какие, не подумайте. Не стану утверждать, будто мои социологические исследования так уж репре… репрезен…

– Репрезентативны, – поспешила я на помощь.

– Вот именно. Не знаю, быть может, мне просто не везло, но… Самые гнусные и подлые предательства я наблюдал в интеллигентных с виду семьях. У простых людей и преступления простые. Напиться там и по голове топором – пожалуйста. Перо, как говорится, под ребро в пылу ревности – за ради бога. На крайний случай мышьяка в суп. А вот у богатых все куда затейливее и причудливее. Наемные убийцы, коварные продуманные замыслы. И главное, все как один – ах, мой мальчик/девочка не мог/могла это сделать. Что вы, что вы – она же еще в утробе исключительно под Моцарта засыпала. Ах, он лучший студент на факультете. Кто угодно, только не он/она.

– Послушайте… – Мне потребовалось немало усилий, чтобы не дать выхода рвущейся наружу ярости. Вонзив ногти в ладони, чтобы не сорваться, я наклонилась к собеседнику, и отчеканила: – Это не она. Делайте что хотите, но ее не трогайте. Можете прямо сейчас отправить меня в тюрьму, если нужно, но Алену оставьте в покое – девочка и так достаточно настрадалась за свою короткую жизнь.

Я ожидала какой угодно реакции, но только не такой.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Коломойский. – Я вас услышал. Нет так нет. На этом разрешите откланяться.

Мужчина встал и, холодно мне кивнув, покинул сначала комнату, а затем и дом. Никто его не провожал, никто не подал руки и обувной ложки. Нет, ну, что это все-таки за человек? Невозможно просто!

Громко хлопнувшая дверь, поворот ключа в замке зажигания, шелест колес по гравию. Я задумчиво нажала кнопку на пульте, приводя в действие невидимый механизм раздвижных ворот.

Неподвижно посидев минуту, уставившись в одну точку, я неспешно поднялась и через длинный, вспыхнувший светом при моем появлении коридор вышла на террасу, где в кресле-качалке, забравшись в него с ногами, сидела Алена. Я подробно пересказала недавний разговор, не утаив ни одной детали, и подвела итог:

– Прости.

– За что? – Подруга вскочила на ноги и заключила меня в объятия. Я запустила руки в ее волосы. Аккуратно распустила «хвост», намотала на руку спиралевидную резинку. Растопырив пальцы, «расчесала» волосы. Господи, как же давно не было между нами таких минут? Неужели для того, чтобы наконец-то найти время для близкого человека, незнакомцу нужно было отдать жизнь? Быть может, вообще вся эта история – знак? Знак, что мне нужно было замедлиться и задуматься о по-настоящему важных вещах?

– Арин?

– М-м-м?

– А ты помнишь, как мы познакомились?

– Шутишь, что ли? Такое забудешь.

Я невольно рассмеялась. Кажется, поняла, куда Аленка клонит. Конечно, та история – не сегодняшний ад, но и ее приятной не назовешь, а ведь поди ж ты! В итоге все обернулось как нельзя лучше.