Сказать честно, лично я считаю, что этот аристократ в красивых одеждах не нуждается. В нем столько достоинства, что все эти «перья», «позолота» и даже «алмазы» ему ни к чему. Мой фаворит имеет в своем составе лишь тертое какао, какао-масло и подсластитель (страшное дело, но я предпочитаю банальный мед), однако «публика» жаждет лоска. Вот и приходится изобретать рецепты, добавляя в них то мяту, то перец чили, а то и вовсе трюфель с луком. Бр-р-р-р. Чего только не суют «умельцы»: васаби, бекон, лепестки роз, карри, абсент и, конечно, банальную соль.

Однако основа почти всегда одна – какао и масло. Хоть и в разных пропорциях. К примеру, в белом шоколаде она ноль к ста. То есть фактически это просто сладкое какао-масло с добавлением сухого молока. У горького содержание какао уже не менее пятидесяти пяти процентов (некоторые умудряются до девяносто пяти догнать, но, как по мне, ужасная дрянь). А вот молочный товарищ бескомпромиссный – со всеми путается. В нем и тертое какао (не менее двадцати пяти процентов), и какао-масло, и молоко – сгущенное или сухое. Допустимы и даже желательны сливки. Одним словом – та еще «групповуха». Но не всех на нее пускают. Растительным жирам на шоколадной вечеринке не место. Иначе это уже низкопробный бордель какой-то. Такой обычно встречаешь на магазинной полке.

Мое любимое соотношение вообще один к двум. Одна часть какао-масла, две – какао. Разумеется, тертого, а ни в коем случае не порошка. Мед, корица – вот, собственно, и все ингредиенты. Но сегодня на сладкое пати были приглашены богатые арабские финики. И, чтобы вечеринка не выглядела совсем уж банально и имела гарантированный интерес публики, я позвала супермегазвезду. Столь же невероятную, сколь и засекреченную. С ее помощью я надеялась заинтересовать не только скучающих у мониторов домохозяек, но и истинных гурманов. Однако, прежде чем от зависти позеленеют коллеги, неплохо бы убедиться, что от отравления не позеленею я.

Тем более в ожидании вестей все равно нужно чем-то занять руки, а заодно и голову.

Как я уже говорила, кухонное колдовство для меня медитативная практика. А какая медитация под бьющую по ушам музыку или, не дай бог, новостные ужасы? Своих подписчиц всегда учу тому же – готовите под звуки выстрелов или Андрюшины страсти, будьте готовы есть отравленную пищу. Это все равно что взять огромный шприц, втянуть самый опасный яд и впрыснуть его в продукты. О, вы не умрете сразу. Скорее всего, даже не заметите поначалу симптомов отравления. Разве что неприятный привкус наведет на мысль, что что-то не так. Опасность отравы в том числе в ее незаметности. Капля за каплей она будет всасываться в кровь. Изменения последуют непременно. Сначала во главе семейного стола усядется раздражение. Вооруженное незаметным, но острым копьем, оно станет колоть домочадцев, вызывая у них ответную реакцию. Очень скоро ему на смену придет равнодушное молчание. Члены семьи, захваченные в плен кто соцсетями, кто телевидением, быстро привыкнут к обмену короткими, ничего не значащими репликами. Те, у кого сильный иммунитет, продержатся дольше; связанные одни – уважением к традициям, другие – консерватизмом, а то просто ограниченным жилым пространством, по привычке какое-то время еще будут собираться вместе, не испытывая при этом никакого удовольствия. Картонная еда, картонные отношения, картонные чувства.

Остальные сдадутся быстрее: разбредутся с тарелками по комнатам, чтобы закидывать в желудок пищу под аккомпанемент все того же телика или очередного интернет-гуру.

А ведь семейная трапеза – это не просто совместный прием пищи. Это остроумные, но добрые замечания, обмен новостями (личными – не теле-), разговоры по душам. Это тепло очага для замерзшего сердца, сеанс ненавязчивой психотерапии при необходимости, совместный поиск решения глобальных задач, будь то высадка рассады весной или поездка в Диснейленд летом.

Счастливы те, кто чудесным образом сумел это сохранить! И пусть моя семья состоит всего из двух членов, и пусть из-за нашего с Аленой графика нам нечасто удается вместе посидеть за столом, всякий раз, когда такой шанс все же выпадает, мы его не упускаем. В эти самые дорогие в моей жизни минуты нет доступа богам маркетинга. Ни один кинематографический и уж тем более телевизионный шедевр не вмешивается в кулинарное таинство, священное взаимодействие с пищей. Между мной и продуктами ничего не стоит – только камере разрешено «подглядывать», и то…

В основном же никаких посторонних на кухне – ни реальных, ни виртуальных. Только я, мой секретный рецепт и колдовство, за которое в Средние века меня наверняка сожгли бы на костре заживо.

Приготовление шоколада заняло у меня не более десяти минут. Этого времени явно недостаточно, чтобы удовлетворить кондитерский зуд. Чего бы еще такого замутить? Взгляд упал на оставшийся, все еще внушительный кусок какао.

Я подошла к шкафу, достала ковш с толстым дном, налила в него стакан молока. Взяла похожую на камень, подернутую сединой шоколадную основу, с трудом при помощи ножа отколола от нее маленький кусочек. Взвесила. Вышло сорок три грамма. Что ж, пойдет. В оригинальном рецепте тридцать, но в данном случае больше – не меньше. Аккуратно измельчила какао, используя крошечную, практически игрушечную терку. Облизнула пальцы. Не повторять! Пара столовых ложек тростникового сахара – и на огонь. Наблюдая, как венчик мешает постепенно загустевающую массу, задумалась об Аленином предложении. Почему меня так «царапает» ее внимание к сотрудникам? В конце концов, это естественная и обычная практика. Вот и Коломойский тоже с них начал. И все же сама мысль о том, что кто-то станет копаться в их белье по моей инициативе, заставляла чувствовать себя предательницей. У меня никогда не было детей, но, сдается, именно так чувствуют себя родители, проверяющие личную переписку отпрысков. Вроде как во благо, а все равно гадко. Гадко и подло. Да и представить, что кто-то из команды причастен к преступлению, я не могла.

Задумавшись, я чуть не упустила момент. Горячий шоколад нельзя кипятить – только медленный и равномерный нагрев. Вовремя «поймав» нужную консистенцию, получите напиток богов. Налила напиток в любимую пузатую «вязаную» чашку и поднялась наверх – в кабинет. Забралась с ногами в кресло-качалку, уставилась в окно. Туда, где шелестел зелеными листьями клен. Втянула ноздрями восхитительный шоколадный аромат. Закрыла глаза, представила студию, стоящего за камерой Стаса.

Весельчак Стас, с появлением которого записи превратились в уморительные стендап-концерты. Не все его выступления можно назвать успешными, но порой случались и удачи. И тогда даже я смеялась. Искренне, от души и до текущей по щекам туши.

– Ну вот что ты натворил? – делано злилась я тогда, призывая на помощь Таню.

Глубоко беременная, она смешно ковыляла ко мне со своим «спасительным чемоданчиком». Милая, слегка глуповатая Татьяна, безоглядно влюбленная в своего мужа – нашего водителя Пашу. Добрый парень, но непутевый. Есть такие, у которых вечно все через задницу, но оптимизма не теряют. Я их называю «вечная надежда матери». Или, как в нашем случае, жены. Хотя про Пашкину мать мне ничего не известно, вполне возможно, она тоже ждет, что парень с огромным мешком «стопудовых проектов» за спиной вот-вот «рванет». Работа водителя, конечно, временная – до тех пор, пока он не изобретет заново Фейсбук или не «подвинет» Илана Моска на космическом рынке. На худой конец, пока не выиграет миллион долларов в лотерею.