Селеста потянулась к стеклянной вазе с кексами, черными как уголь цвета, с вкраплениями шоколада и черными засахаренными лепестками на верхушке, сложенными в виде роз.

– Эм, нет. – Л’Калинова захлопнула крышку, чуть не прищемив розоволосой пальцы – это тебе есть не стоит.

– Почему? – обиделась Селеста.

– Это – Л’Калинова заговорщицки улыбнулась одними кончиками губ – для особых гостей.

– Эй, тётя, я устал там сидеть, – раздался мальчишеский голос.

Л’Калинова фыркнула. Селеста обернулась и увидела на пороге парня. Он был керамиком, но точно не прислугой – доселе розоволосая его ни разу не встречала в доме.

Лицо его было покрыто многолетним слоем золотисто-коричневым загаром цвета гнилого яблока. Русые волосы выгорели до белоснежного блонда. Двух передних коренных зубов не хватало. Он явно потерял их, ввязавшись в драку, и его это не смущало. Он скорее гордился их отсутствием, а самого его распирало от нарциссизма. Самая интересная деталь, если не обращать внимание на драные в районе колен джинсы, был черный пиджак в алых розах, на удивление в приличном состоянии, будто бы только купленный. Парень в буквальном смысле сдувал с него пылинки.

– Прости, Макс, я о тебе забыла, – прощебетала Л’Калинова.

По интонации зодчей Селеста поняла, что забыла она о нём назло.

– Мы с тобой встречались? – спросил Макс у розоволосой.

– Только через мой труп – скривилась та.

– Мне нужно узнать, что Майя Л’Сазонова забыла в Подземельном мире? Кто её привёл? Кто ей помогает? Есть ли в доме агенты губернатора? Я хочу знать о ней всё. Пока вы находитесь под моим покровительством никто не имеет права выставить вас из дома. Так что даю вам полную свободу передвижения.

Селеста самодовольно улыбнулась, понимая, что главная фигура в особняке не рада присутствию Майи. Единственное её смущало:

– Что значит «вам»?

– Вам – значит, что вы с Максом работаете вместе!

– Нет, вы издевайтесь?! – вспылила Селеста, – я не буду, не буду работать в паре с… – она презрительно обвела пальцем Макса, но подходящее слово ей так и не пришло в голову, – ЭТИМ.

– Я оскорблён! – наиграно надулся Макс, – слышь, принцесса, ты хоть в курсе на кого гонишь?

– На отребье из квартала Битого Стекла?

– По своему статусу он выше, милочка, чем ты. Он из главенствующей семьи, а ты всего лишь саламандерс.

– Он же керамик! Все керамики – это рабочие и прислуга.

– А я король рабочих и слуг – самодовольно улыбнулся Макс.

Парень, сложив руки на груди, пристально вглядывался в лицо Селесты.

– Чего смотришь! – ощетинилась та.

– Винт мне в ботинок, теперь я вспомнил, где видал тебя! – Макс хлопнул себя по лбу.

– Ты та самая плясулька, которая…

– Макс, – Л’Калинова требовательно постучала алым маникюром по ручке кресла и покачала головой.

– Оки.

– Моя милая Селеста, помнишь свои последние соревнования около полугода назад? Да, такое сложно забыть, не правда ли? Когда твоя соперница, превосходящая тебя, какая-то неизвестная девочка из периферии, падает посреди сцены с окровавленными ногами? Когда только благодаря несчастному случаю ты одерживаешь победу? Когда в течении недели Стражи Мрака исследуют твой дом и театральную гримерную на наличие улик? Тот случай меня очень заинтересовал. Я отправила своего человека, – она кивнула на Макса, – обыскать то, на что у Стражей Мрака не было разрешения.

– Знаешь сколько всего я смог прочекать…

Селеста побледнела.

– Было глупо использовать бокал из редкого голубого стекла из антикварного столового сервиза, чтобы устранить нежеланную соперницу, милочка.

– У вас в сервизе как раз такого и не хватает, – вставил Макс, – я трижды обшарил вашу кухню, а потом нашёл в твоей комнате под кроватью ножку от бокала. Вот же совпадение…

– Селсета, как её звали, не напомнишь?

– Перуетта Л’Альбатрос, – подсказал Макс.

Селеста готова была разрыдаться.

– Кофе? – склонила голову к плечу Л’Калинова, улыбаясь.

– Да пошли вы оба в царство Плутона!

Селеста вскочила с кресла и выбежала вон. Злая, как тигр, она ходила по особняку и пинала подушки с оттоманками. В библиотеке она натолкнулась на Никиту.

– Хм, ты же не читаешь книг? Сам мне об этом вечно твердишь.

– Как ты сюда попала… Рад тебя видеть.

Никита попытался её обнять, но она его грубо отпихнула.

– У кого-то день не задался?

Селеста промолчала.

– Я пытался поговорить с Димитрием, но он не хочет ничего слушать. Может к концу недели он остынет – тогда поговорю. Но ты всё равно будешь обязана извиниться перед ним, и перед Русей…

– Я не стану ни перед кем извиняться, – взвизгнула Селеста, – зря стараешься. Я не собираюсь к тебе возвращаться. Это… Это уже совершенно не важно. Я всё равно собиралась тебя бросить!

– Что, прости?! Сэл, три года. Три года! Ты издеваешься?!

– Не называй меня Сэл!

Селеста махнула своей розовой шевелюрой и направилась обратно в кабинет зодчей – нужно было давать ответ: согласиться или попасть под Суд Серебряных Лун за то, что превратила соперницу в инвалида.

Никита ударил кулаком о стену. Украдкой он взглянул на часы: которые показывали без двух минут двенадцать.

– Майя…

В мгновение ока в голове Никиты Майя перестала быть центром сосредоточения всех его бед.

– Нет, – сказал парень под нос сам себе, – она не могла прийти на встречу со мной. Она же не такая дура.

Никита отправился в коридор, натянул плащ, взял из подставки черный зонт с инкрустированной рубинами ручкой, собираясь прогуляться по городу и проветриться, но Майя никак не выходила у него из головы.

– Глупая Зверушка… Плутон бы тебя побрал!

Никита с размаху швырнул зонт на пол и бросился в гостиную Ликов. Проносясь через портретную галерею Никита краем глаза, взглянул на часы-василёк. У него оставалось меньше минуты прежде, чем Руся начнёт вырабатывать желудочный сок и Майя получит первую порцию ожогов.

Желудок Руси походил на огромную пещеру, усеянную со всех сторон громадными гранеными кристаллами молочного цвета. Кристаллы вырывались из стен, потолка и пола острыми верхушками врезаясь в противоположные концы. Ходить здесь напрямик было невозможно – приходилось карабкаться и перелезать через молочные махины, будто бредя через бурелом после урагана.

Майя спокойно сидела на одном из молочных кристаллов, сложим руки на груди. Она не верила, что письмо было правдивым.