это ошарашило. Потом сполз с меня. Сел в кровати, нашарил рубашку, стал уже во второй раз за вечер натягивать её на своё красивое, крепкое, юношеское тело.

Я не шевелилась и почти не дышала, глядя, как он делает это. Понимая, что он сейчас встанет и уйдёт. И отчаянно пытаясь сдерживать подступающую горечь.

— Да срать на возраст! — внезапно озорно воскликнул он. Схватил меня за руку, дёрнул на себя, и мы так снова застыли, слившись воедино и стоя на коленях. — Ты думаешь, меня этим напугаешь? — бормотал он мне в шею. — Или тебя парит, что про нас подумает кто-то? Да плевать! Я хочу быть с тобой, слышишь? И я не собираюсь отказываться от этого в угоду чьему-то чужому мнению. Похрен на всех! Меня волнует только одно: ты сама чего хочешь? Ты хочешь, чтобы мы ещё увиделись?

Он обхватил моё лицо и снова заглянул в него, и только тут я ощутила, как по моим щекам всё-таки поехали слёзы.

— Не плачь, не плачь, пожалуйста. Не бойся ничего. — Он целовал меня всю: в веки, в щёки, в шею, в плечи… А я всё ревела. — Всё будет хорошо у нас, только ты меня не отталкивай…

Оставшуюся ночь я обнимала подушку, снова плакала и изводила себя бесконечной вереницей самых разных мыслей.

Серёжа ушёл. Я сама его выпроводила, потому что ему упорно названивала мама. Мама! У него есть мама, человек, который вырастил его из беспомощного крохи, и она, скорее всего, приблизительно моя ровесница…

Сергей

На дорогу до дома ушло три часа, потому что денег на такси у меня не было. Но в этом я нашёл одни плюсы. Во-первых, меня выбесила матушка, и мне дико хотелось побесить её тоже. Во-вторых, я обожаю ходить пешком. Музыку в уши, снуд на нос от ветра, капюшон… Снуда, правда, пока тоже не было, зато меня грели мысли о Маринке.

Марина. Правда ненавижу это имя, потому что мою первую училку звали Мариной Валентиновной. Жуткая женщина. До сих пор болит башка от её воплей и руки от ударов указкой.

Весь вечер у меня разрывался телефон. Помимо мамки, звонила, конечно, Валерьевна, Трунин несколько раз, Лебедь и почему-то Леська. Я никому не ответил. Точнее, я вообще узнал о двадцати восьми пропущенных только тогда, когда добрался до своего забытого в кармане куртки телефона. А это было за полночь уже. Мамка оказалась самой настырной.

На холоде телефон окончательно разрядился, и, не успев ступить на порог квартиры, я получил от неё нагоняй, и, не реагируя на вопли, молча скрылся в своей комнате.

Но, на моё удивление, минуты через две ко мне прокралась Лилька. Я ещё не раздевался даже, только зарядку нашёл.

— Ага, попался! — гаркнула она полушёпотом, ударив по выключателю. Вспыхнул верхний свет. — Думал, сутками можешь дома не появляться, и тебе за это ничего не будет?

— С гусями, — пробубнил я, воткнув кабель в разъём, и начал расстёгивать уцелевшие пуговицы рубашки.

— Ах, ты ещё и с бабами был?

Лилька тоже подошла к столу, встала возле меня и давай оглядывать по-прокурорски. Я покосился на неё. На ней была смешная плюшевая пижама, нисколько не сочетающаяся с её разноцветными косами и пирсингом во всех местах. Хотя… с косичками она, возможно, как раз из одной оперы.

— Чё тебе?

— Чё мне, — покривлялась она. — Фу, какой ты грубый. Мы с мамочкой полночи не спим, она на корвалоле, а тебе всё пофигу. Где был-то? Твои все на концерте, мамуля даже Юрцу твоему звонила, он говорит, ты пропал…

— Слушай, Лиль, не тебе читать морали. Всё, спокойной ночи, я спать хочу.

С Лилькой у нас никогда не было доверительных отношений, мы с ней разные. Точнее, она больная.

— Родную сестричку даже на день рождения свой не пригласил, ай-ай-ай, — цокнула языком и покачала головой она.

— Пригласил бы. Если б ты нормально вела себя хоть иногда. — Я отошёл от неё подальше, к кровати, стянул рубашку.

— М… Ну, ладно. Хоть скажешь, кто она? Всё ещё эта выпендрёжница белобрысая, или новая уже?

— С Леськой мы давно расстались.

— Ну извини, ты же не посвящаешь нас в подробности своей личной жизни. Походу, кто она, мы с мамой узнаем только на твоей свадьбе. Если, конечно, пригласишь.

У меня вдруг иссякло терпение.

— Лиль, чего тебе?

— Выходные, — наконец проговорила она, запрыгнув на мой стол задницей. Я поднял на неё взгляд. — В следующие выхи предки сматываются. Мамуля к бабуле, батя на рыбалку, а мне нужно экзамены сдавать.

— Какие экзамены, чё ты чешешь?! — скривился я. — Дена своего позови тогда в няньки, я пас.

— Ну блин, Серёж, ну чё ты такой противный! — Она снова соскочила в тапки и подвалила ко мне, умоляя: — Ну пожалста, братишка! Ты же знаешь, если Дениса позвать, он меня не отпустит никуда…

— Ну и правильно, что не отпустит. Вы вообще-то родители с ним, у вас башка должна за Малую болеть, а не как друг другу рога поветвистей наставить…

— Ну чё ты нудный, как дед, пипец! — продолжила цепляться она. — Такое ощущение, что тебе не восемнадцать стукнуло, а восемьдесят…

— Нет, Лиль, я сказал, на меня не рассчитывай…

— Ну, ты же сам тут в загуле был четыре дня…

— У меня детей нет…

В конце концов она психанула:

— Вот ссска! Вот залетит от тебя какая-нибудь твоя малолетка, посмотрим тогда… Каким ты будешь хорошим папочкой, каким мужем, всё увидим!..

Взбесившись, она даже хлопнула дверью за собой. Я послал её тоже, мысленно, правда, зато выдохнул.

Следующие выходные я планировал провести с девушкой с самым ненавистным в мире именем.

Глава 17

Сергей

Тягомотина.

После бурных выходных учёба казалась каким-то проклятием с остановкой времени. Я даже начал губы грызть от нервов. А Трунин втирал про дзен.

— Как говорил один умный перец, первое правило: не волнуйся по пустякам. Второе: всё в жизни — пустяки. Так что расслабься, Сег, созерцай себя в моменте.

— Блин, Юрец, ты накурился, что ли? — фыркнул я.

В ответ он приземлил мою дёргающуюся под партой ногу.

— А помнишь, мы когда на заброшку с Малой не пошли… я только с Наськой замутил тогда… мы же их видели тогда вместе… Ты ещё наехал на меня, как обычно…

На то, сколько Маринке лет, мне, по большому счёту, действительно было похрен, но новость о том, что Лохматый её сын, мягко говоря, стала неприятным сюрпризом.

Только не он. За время, что учимся вместе, мы не просто