– Между прочим, тебя искала эта… Как ее… С горбатымносом. Не помню, как ее зовут, – сказала ей Лариса, старший менеджер«Лиры».

– Карина?

– Вот-вот.

– Что она хотела?

– Откуда я знаю? Позвони, узнай.

– Конечно, позвоню.

Карина работала в другом агентстве, тоже нуждающемся впереводчиках. Тамара была мало с ней знакома, Карина ей не нравилась, она быласлишком напористой, слишком крикливой, слишком безапелляционной. Вообще она всябыла – слишком. Тамара очень быстро уставала от нее. Но сейчас положение былоне таким, чтобы вспоминать о симпатиях и антипатиях. Она открыла записнуюкнижку на нужной странице и быстро набрала телефон Карины.

– Хорошо, что ты объявилась, – с ходу началаКарина. – Есть работа, очень хорошо платят. С выездом из Москвы.

«Конечно, хочу!» – чуть было не вырвалось у Тамары, но онаприкусила язык, ибо слишком хорошо знала, что такое Карина. Нарывалась уже,было дело.

– Что за работа? – осторожно спросила она.

– На нефтеразработках. Там работают немцы, и наспопросили послать туда трех-четырех переводчиков.

«Понятно, – подумала Тамара. – Немецкий язык – неяпонский и не хинди, переводчиков с немецкого в любом городе можно найти. Зачемже запрашивать их из Москвы? Небось такая глухомань, что и подумать страшно.Как раз то, что мне нужно».

– Где конкретно?

– Где-то в Средней Азии. – Ответ Карины прозвучалнеуверенно, словно она и сама точно не знала, в Средней Азии ли этинефтеразработки или еще где.

– Ладно, давай телефон, я с ними созвонюсь.

Карина продиктовала телефон, и Тамара аккуратно записала егона листочке, лежащем возле телефона.

– Какой там режим работы, не знаешь?

– Ну… – Карина замялась, и Тамара поняла, что это былосамым уязвимым местом во всей ситуации. – Там вахтовый метод… Но платяточень хорошо, ты не сомневайся.

– Что-о-о? – протянула Тамара. – Вахтовыйметод? Это значит, полгода без выходных, по двадцать четыре часа в сутки? Знаюя эти вахты. Это ж мне с каждым немцем надо будет трахаться. Для того ипривозят переводчиц из Москвы. Как раз твое агентство этим славится.

– Ну а что такого? – капризно возразилаКарина. – Зато деньги вон какие платят за это. Так что, поедешь?

– Да пошла ты! – в сердцах бросила Тамара. –Ты меня однажды уже сосватала на такую вахту в Воркуту, забыла? А я помню оченьхорошо, как после этого три месяца в больнице валялась. Нет уж, сама поезжай.Почему бы тебе самой денег не подзаработать?

– Да у меня же французский, а им немецкий нужен. НуТамара, ну, может, все-таки поедешь, а? Они так надеются на нашу фирму, нехочется их разочаровывать.

– Твои проблемы, – презрительно откликнуласьТамара. – Я не поеду. Другую дуру ищи. Все, привет.

Повесив трубку, она весело улыбнулась и набрала номер,записанный на листочке. Через десять минут она уже знала, что завтра вечеромулетает вместе с группой немецких нефтеразработчиков в среднеазиатские степи.Как минимум на полгода.

Николай Саприн лежал в постели, мучимый высокойтемпературой, застарелой ненавистью и зарождавшейся влюбленностью. Причемодновременно. И при этом понимал, что ни на первое, ни на второе, ни на третьеправа он не имеет, потому что должен искать Тамару Коченову.

Выйдя после встречи с Шориновым из дома, где жила еголюбовница, и обнаружив, что Тамара сбежала, он немедленно вернулся в квартируКати. Михаил Владимирович уже собирался уходить и очень торопился. СообщениеНиколая его совсем не обрадовало.

– Ты считаешь, что она сбежала, потому что поняла,насколько стала опасной для нас?

– Я вам говорил об этом четверть часа назад, –раздраженно ответил Саприн, чувствуя внезапное головокружение и быстронарастающий неприятный металлический привкус во рту. Черт возьми, где онухитрился простудиться?

– Тогда тем более ее нужно немедленно найти, –приказал Шоринов, натягивая куртку.

Он не любил, когда ему указывали на его промахи, но ошибкисвои умел признавать.

– Катя, я ушел! – крикнул он.

Катя выбежала в прихожую, чмокнула Шоринова в щеку,улыбнулась Николаю, потом посмотрела на него более внимательно.

– Что с вами, Коля? Вы весь в испарине. Вам нехорошо?

– Все в порядке, – вымученно улыбнулсяСаприн. – Кажется, простыл немного.

Катя легко дотронулась ладонью до его лба.

– Да у вас же температура! И никакая это не простуда, асамая настоящая вирусная инфекция. Чем вы лечитесь?

– Пока ничем. Полчаса назад был совершенно здоров.Сейчас приеду домой и начну лечиться.

– Конечно, это инфекция, – убежденно повторилаКатя. – Простуда не дает такого быстрого развития.

– Катя, – недовольно перебил ее Шоринов, –сейчас не время играть в доктора. Я тороплюсь. Пойдем, Николай.

– Нет, – внезапно заупрямилась девушка. – Яне могу отпустить Колю в таком виде. Ты что, не понимаешь, Дусик? У него жетемпература высокая, как он сядет за руль? Он же в аварию может попасть.

– И что ты предлагаешь? Устроить здесь лазарет? –Шоринов начинал злиться, это было очевидно, но Катя, судя по всему, не считаланужным обращать на это внимание.

– Я по крайней мере смогу сбить ему температуру, чтобыон мог без происшествий доехать до дома, – заявила она. – Раздевайтесь,Коля.

– Спасибо, Катя, я вам очень признателен, но япоеду, – сказал Саприн, хотя чувствовал себя совсем плохо.

Он знал за собой эту особенность: заболевать резко и оченьбыстро. Ухудшение обычно происходило прямо на глазах, в течение максимум часа,а то и еще быстрее. Он всегда завидовал людям, которым сначала два-три днянемножко нездоровится и о начинающейся болезни заблаговременно предупреждаютлегкое покашливание и ненавязчивая головная боль. Такие люди, думал Николай,могут вовремя «перехватить» болезнь, принять радикальные меры и отделатьсялегким испугом. Ему же это никогда не удавалось. Попав в организм, вируснаяинфекция весь латентный период вела себя тихо и ничем его не беспокоила, апотом в одночасье обрушивалась дурнотой, слабостью, головокружением, болями вногах и высокой температурой. И сейчас, стоя в прихожей Катиной квартиры,Саприн отчетливо понимал, что девушка права: в таком состоянии он не можетвести машину. И плевать, что по этому поводу думает Шоринов. Жизнь, в концеконцов, дороже.

– У меня нет времени.

Шоринов резко распахнул входную дверь и обернулся.

– Оставайся, Николай, пусть Катя приведет тебя вчувство, а то еще, не дай бог, врежешься во что-нибудь.