Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы обо всём договорились, — сообщила Тома. — Скоро у иностранцев рождество, а в институте как раз зачётная сессия. Потом экзамены, то да сё, в зимние каникулы я хотела отъехать подлечиться. Лена на это время меня в офисе заменит, а в феврале решим, как будем дальше…
Выдохнув с облегчением, Женька отправился греть «четвёрку». По дороге дамы оживлённо щебетали, обсуждая предстоящие новогодние праздники. Плесков напряженно глядел на дорогу, следя за всё усиливающейся позёмкой. «Странно, — вдруг подумалось ему. — В наши времена другие семьи небольшой челночный бизнес заимеют и счастливы. Только и разговоров, где подешевле купить товар, да сколько место на рынке стоит. Мужчина во главе, женщина финансами заведует, дети на подхвате. Может, Алевтина в своё время не по Сеньке шапку ухватила. Ей нужен мужик проще и понятнее»…
На обратном пути Лена попросила остановить у сверкающего большого гастронома. Выскочив на минутку, она вернулась с тортом «Трюфель», бутылкой шампанского и большой шоколадкой:
— Кажется, уже сто лет не пробовала ни того, ни другого. Давай сегодня маленький праздник устроим для двоих…
За столом она отпила глоток, отломила несколько долек от плитки и опустила их в бокал. Глядя, как коричневые квадратики седеют, покрываясь пузырьками газа, и всплывают на поверхность, Лена вдруг спросила:
— Помнишь, что постоянно выкрикивал попугай из «Острова сокровищ»? — занятый своими мыслями, Женька недоумённо уставился на дочь. — «Пиастры, пиастры, пиастры», … Пап, ты не думай, я не только ради денег согласилась. Раз уж так вышло, я вам всем помочь хочу.
— Каким образом? — поинтересовался Плесков.
— Мама с бабушкой везде только козни видят. А я постараюсь им объяснить, что Тома — самая обычная женщина, уже достаточно пожилая, с квартирой, и ничего ей от тебя не нужно. Дальше вам самим решать…
— У тебя шоколадки всплыли, — чтоб уйти от неприятной темы, указал Женька.
— Значит, я счастливая буду. Чем больше долек всплывёт, тем больше счастья…
— Знать бы заранее, в чём оно, — вздохнул отец.
XIII
В тот самый день, когда Павлик вернулся из кратковременного вынужденного заточения, Юлька вернулась очень поздно и слегка навеселе. Наутро она встала, как ни в чём не бывало, и помчалась на репетицию. Ожидавший тяжёлого разговора с последствиями, Павлик недоумённо посмотрел ей вслед: «Маленькая балеринка, чуть расслабилась и забыла… Интересно, её больше испугало, что из Большого уволят, или то, что я в кутузку попал? А впрочем, какая теперь разница, — мелькнула вялая мысль. — Сам кругом виноват, и пытаюсь хоть какое-то оправдание отыскать, перекладывая с больной головы на здоровую. Лучше сделать вид, что ничего не произошло, и держаться. Само потихоньку образуется»…Собственно, другого ничего и не оставалось.
После инцидента Павлика периодически беспокоили, но всякий раз встречи с куратором в последний момент отменялись. Постепенно он перестал инстинктивно вздрагивать при каждом телефонном звонке. «Я — мелкая сошка, — успокаивал себя Павлик, чтобы как-то объяснить затянувшееся молчание. — Поняли, наконец, и решили оставить в покое»…
В год перед Московской олимпиадой оркестр серьёзно изменил программу, введя, в ожидании приезда зарубежных гостей, много новых, джазовых номеров. Предполагалось с полгодика обкатать её по провинции, а уже потом предъявить на суд московской публике.
Звонок с предложением немедленно встретиться за Новокузнецким метро раздался неожиданно, за день до гастролей. Стоял майский вечер, и в воздухе вместе запахом сирени витала прохлада.
— Павел, — без излишних церемоний начал куратор, — все эти годы мы вас не теребили по пустякам, берегли, так сказать, ваш семейный покой, но пришло время отдавать долги. Только, пожалуйста, не беспокойтесь и не перебивайте. Ничего, идущего в разрез с вашими моральными принципами я предлагать не стану. Должен заметить, что большинство людей искусства — экспрессивны и неустойчивы. Наслушаются неумеренных похвал от всяких поклонников, вообразят себя Бог невесть кем, и при первом же вояже на Запад просят политического убежища. Там вокруг каждого мало-мальски известного имени тут же поднимается шумиха, плетут небылицы: то, да сё. А в результате — разбитые судьбы, брошенные дети. О таких случаях мы практически каждый день читаем в нашей прессе.…Конечно, всем подобным случаям мы не в силах противостоять: общественное мнение за рубежом не на нашей стороне, — он повернул голову и в первый раз внимательно посмотрел на собеседника. — Но от лишних сюрпризов должны быть застрахованы.
— Что требуется от меня? — облизнув пересохшие губы, спросил Павлик.
— Ничего особенного. Посидите в компаниях. Приглядитесь к вашим коллегам повнимательнее, послушайте, кто и о чём говорит, особенно, когда подопьёт. На гастролях люди более открыты, что ли. А после поездки встретимся, и вы представите подробный отчёт. Договорились? — Ну, не прощаюсь, — и куратор свернул в переулок.
«Вот и дождался на свою голову», — обречённо подумал Павлик и побрёл домой.
На гастролях он первый же концерт отыграл из рук вон плохо. За ним последовал второй, после которого мэтр не выдержал и вызвал его на ковёр.
— Заболели? Или крышу снесло, и никак в себя не придёте? — жестко спросил он.
Павлик, понурившись, молчал.
— Мне надо поговорить с вами с глазу на глаз, — наконец, выдавил он из себя через силу.
Мэтр запер дверь номера на ключ и жестом указал на стул напротив. По-мальчишески сбивчиво, Павлик рассказал ему обо всём.
Мэтр долго молчал, уставясь в стол, потом неожиданно спросил:
— А почему вы сразу не послали их ко всем чертям? Ведь эта сошка вас просто запугивала.
— Побоялся, что они жену заставят некую черту переступить, а этого я бы себе никогда не простил.
— Под чертой понимается супружеская верность? — грустно усмехнулся мэтр. — Прямо толстовщина какая-то.…Давайте, поступим следующим образом. Доктор выпишет справку: скажем, у вас воспалились связки, ну, и всё такое. Приехав домой, сразу возьмите бюллетень. Разумеется, в ближайшем будущем ни о каких гастролях не может быть и речи. Это в ваших же интересах. Отдохнёте до осени, а после Олимпиады посмотрим. Дальше меня этот разговор не пойдёт, и вам распространяться не советую, — он встал и отечески, потрепал Павлика по плечу. — Не переживайте, в жизни артиста всякое случается…
Куратор Павлику не поверил и направил на медицинский осмотр. К удивлению, связки действительно оказались сильно воспалены и нуждались в длительном лечении. Сказалась нагрузка последних лет.
— Эх вы, слюнтяй, — с досадой заметил куратор, читая медицинское заключение. — Скажите честно: сдрейфили в очередной раз. А могли бы по заграницам с гастролями кататься, — внезапно он повернулся к Павлику и окинул подозрительным взглядом. — Вы о нашем разговоре никому не говорили?
Павлик отрицательно помотал головой:
— Клянусь!
— Даже вашему руководству?
— Мы не в настолько близких отношениях, чтобы мне поверили на слово, — раздражённо ответил