какой мог двигаться настоятель.– Я вижу, тебя что-то тревожит, дитя. Садись, побеседуй со мной.– Это будет большой честью для меня…

–Я же сказал, оставь этот раболепный тон.Лукулла набралась смелости и подняла на старика взгляд. Тот твердо смотрел ей прямо в глаза, лицо его застыло в жёсткой маске. От прежней почти рассеянной доброжелательности не осталось ни следа. Он был воином, поняла Лукулла. Скорее всего, сражался во имя Церкви. И судя по всему, прошёл немало битв.– Как скажете, святой отец. Да, вы правы, меня тревожит судьба моего мужа. Он старший арбитр, и сейчас сражается где-то там, далеко, а я здесь, с детьми…Выражение настоятеля на какие-то мгновения изменилось. Женщина вновь заметила это, однако на сей раз не поняла причин. Укрываясь от ужасов войны здесь, в снежных горах, они оставались отрезанными от внешнего мира, хотя Лукулла подозревала, что это не касалось его преосвященства и всего его окружения.Её предположения не ошибались: буквально час назад святой отец получил извести о том, что Белая Гавань, спустя более суток интенсивных, яростных боёв почти пала. Так же Антонио знал, что согласно всем прогнозам, город должны были взять гораздо быстрее. То, что в последней схватке отчаявшейся Лозории участвовал муж Лукуллы, он услышал из её же уст.Послушники внесли хлеб и воду. На мгновение женщине показалось, что юноша как-то странно посмотрел на неё, прежде чем удалиться вместе со своей молодой спутницей.– Вы, серапийцы, удивительный народ, – непринуждённо улыбнулся Антонио, отламывая себе кусочек и предлагая Лукулле. – Я встречал очень мало миров с похожим менталитетом. Вместо того чтобы радоваться собственной безопасности, и безопасности своих детей, ты рвешься в бой вместе с мужем.– Это мой мир, моя родина, – с достоинством ответила Лукулла, с благодарностью принимая скромное угощение. В ней вновь на секунду проснулся гнев. – И я обязана защищать его, любой ценой. Даже если придется пожертвовать семьей, детьми, но если это спасет миллионы жизней моих сограждан, это святая жертва. Так нас учат здесь, на Сераписе.

Настоятель вновь заглянул ей прямо в глаза.

– Ты разрываешься между долгом воина Империума и долгом матери. Это заслуживает лишь уважения. Даже мне неведомо, какой выбор тебе следовало бы сделать. В конце концов, все наши жизни дарованы нам бесконечно милостивым Владыкой, и все души праведников одинаково равны перед Ним. – Старик на мгновение задумчиво поглядел в окно. – Однако не думаешь же ты, что наш священный бесконечный долг перед ликом Его, можно исполнять лишь в бою? Фермер, обрабатывающий поля, строитель, закладывающий фундамент, даже самый мелкий чиновник, чахнущий над своими бумагами – все они, сколь бы малыми не были по одиночке, движут великий непостижимый организм, что мы зовем Империумом Истинного Человека. Пусть об этом не принято так уж часто говорить, но это правда. И ты, дитя моё, – их взгляды пересеклись. Лукулла поразилась той бездонной суровости и непреклонности, что увидела. С ней будто говорил древний могущественный дух мщения, – даже здесь, даже в твоих силах возможно помочь защитникам Сераписа отстоять ваш родной дом.

Лукулла невольно вскочила с места.

–Да! Да, вы правы, святой отец! Во истину вы святой человек! Вы будто мои мысли прочитали! Знаете…у меня буквально всё сжимается внутри от ощущения неправильности происходящего, – она отошла к окну, к лицу вновь мягко прикоснулось дуновение холодного ветра, – Серапис – мир-крепость, а мы, серапийцы, солдаты. Его защитники. Мы не должны сидеть тут и просто ждать, как скот, идущий на убой! Позвольте мне…мне и моим детям хотя бы ухаживать за монастырём, а лучше – дайте в руки оружие! Если сюда придет враг, я хотя бы встречу его лицом к лицу, и, если Богу-Императору будет угодно – погибну, зная, что защищала свою землю и своих детей до последнего.Антонио с улыбкой, без особых усилий встал.

– В оружии нет нужды, но вы действительно можете хотя бы не сидеть сложа руки, просто ожидая своего часа. Служи Ему, как посчитаешь нужным, дитя моё, в том тебе моё благословение.Лукулла незамедлительно преклонила колени, со всем уважением, на которое способна, поцеловала подол одеяния преподобного.

– Нижайше благодарю вас, великий. Сейчас же начну действовать. Хватит с нас этого болезненного сна!

Старик смотрел ей в след, долго улыбаясь, пока в дверях не появился Ракар, юноша, что играет роль няньки при якобы немощном настоятеле великого монастыря. Обычно лицо Ракара выражало рассеянную услужливость, но сейчас было жёстче керамита.

– Эта женщина отнюдь не глупа, преподобный.– Знаю, потому и решил отвлечь её…вместе с остальными беженцами. Нас и без того прискорбно мало, а уж если начнётся паника…– он сурово посмотрел на своего подопечного. Ракар хоть и выглядел довольно простоватым, незаурядным юношей, на деле вполне мог стать если не новым настоятелем, то как минимум его заместителем. Несмотря на возраст, он отличался острым умом, непреклонностью и выдающейся проницательностью. Но главное, что в нём ценил пожилой настоятель – Ракар был не любитель задавать лишних вопросов.

– Они приедут ночью, как вы и велели, преподобный, – голос юноши упал до шёпота. – Обещают ровно в назначенное время.

– Отлично. – Антонио отвернулся к окну, взгляд его упал на редких послушников, занимавшихся своими делами. На периметре и возле белоснежных ворот виднелись редкие силуэты сестёр битвы. – Доверяю это дело тебе, Ракар. Ничем не выдай себя, даже перед стариком Робаром. Он не поймёт, уж поверь.Юноша поклонился. Именно Робар, старый друг Антонио, официально являлся заместителем настоятеля, и ему преподобный легко доверил бы свою жизнь, но в этом случае на него полагаться было нельзя, нет. Когда-то в молодости Робар был сильным воином, затем, позднее, более двадцати лет так же эффективно управлял мирной жизнью монастыря, но при этом оставался слишком верен своим идеалам, простодушным слугой Императора. Антонио ценил это в своём верном друге, но сейчас оно лишь мешало. Настоятель был уверен, что старина Робар ничуть не поймёт его.

– Святой отец ничего не узнает от меня, можете быть уверены.

–Несколько сотен душ Его в твоих руках, Ракар. Помни, что в случае неудачи ты подведёшь вовсе не меня. Ступай. Я более ничего не хочу говорить об этом.

Кипучая энергия Лукуллы быстро распространилась среди остальных беженцев. Люди действительно будто спали, и им нужно было лишь одного прикосновения, чтобы проснуться. Не прошло и часа, как люди покинули кельи