Уайрман ответил ослепительной улыбкой, повернулся ко мне.

— Какая здесь глубина? Ты знаешь? Этот маленький оранжевыйбуй говорит, что да.

— Что ж, я тебе скажу. Я провёл небольшое исследование озераФален. Наверное, чуть поздновато, потому что этот коттедж на Астер-лейнпринадлежит нам с Пэм уже двадцать пять лет. Средняя глубина девяносто одинфут… [27 м] за исключением этого места. Тут впадина.

Уайрман расслабился, сдвинул кепку на затылок.

— Ох, Эдгар. Уайрман думает, что ты по-прежнему el zorro…по-прежнему лис.

— Может, si, может, нет, но под этим оранжевым буйком триставосемьдесят футов воды. По меньшей мере триста восемьдесят [116 м]. И этогораздо лучше, чем двенадцатифутовая цистерна на берегу Мексиканского залива.

— Аминь.

— Ты отлично выглядишь, Уайрман. Отдохнувшим. Он пожалплечами.

— Летать на «Гольфстриме» — одно удовольствие. Никакойочереди на пропускном пункте, никто не копается в твоей ручной клади, чтобыубедиться, что ты не превратил дерьмовый баллончик с пеной для бритья в бомбу.И впервые в жизни мне удалось прилететь на север без посадки в грёбанойАтланте.

Благодарю… хотя, похоже, я и сам мог бы себе такоепозволить.

— Как я понимаю, ты уладил все вопросы с родственникамиЭлизабет?

— Да. Последовал твоему совету. Предложил им дом и севернуюоконечность Дьюма-Ки в обмен на отказ от претензий на наличные и ценные бумаги.Они подумали, что это чертовски выгодная сделка, и я буквально читал мысли ихадвокатов: «Уайрман — юрист, но сегодня у него в клиентах дурак».

— Такое ощущение, что я не единственный zorro в этой лодке.

— Мне достались восемьдесят миллионов баксов в ликвидныхактивах. Плюс различные вещички из дома, включая коробку из-под печенья «СуитОуэн». Думаешь, мисс Истлейк пыталась мне что-то сказать этой жестянкой,мучачо?

Элизабет укладывала туда различные фарфоровые фигурки, апотом настаивала на том, чтобы Уайрман бросил коробку в пруд с золотымирыбками. Разумеется, этим она пыталась ему что-то сказать.

— Родственники получили северную часть Дьюма-Ки,потенциальная ценность которой для строительства… что ж, выше только небо.Девяносто миллионов?

— Во всяком случае, они так думают.

— Да, — согласился он, разом помрачнев. — Они так думают.

Какое-то время мы молчали. Уайрман взял у меня цилиндр. Наего боковой поверхности, искажённое из-за кривизны, отражалось моё лицо. Такещё я мог на него смотреть, а вот к зеркалу в последнее время подходил редко.Не потому, что состарился — просто не хотел встречаться взглядом с глазамиФримантла: слишком многое они повидали.

— Как твои жена и дочь?

— Пэм — в Калифорнии, у матери. Мелинда во Франции. Послепохорон Илли она какое-то время побыла с Пэм, а потом улетела. Думаю, поступилаправильно. С этим придётся сжиться.

— А как ты, Эдгар? Тебе удастся с этим сжиться?

— Не знаю. Разве Скотт Фицджеральд не сказал, что вторыхдействий в американской жизни не бывает?

— Да, но тогда он уже был горьким пьяницей. — Уайрманположил цилиндр себе на ноги, наклонился ко мне. — Выслушай меня, Эдгар, ивыслушай внимательно. В действительности действий пять, и не только вамериканской жизни — в каждой полностью прожитой жизни. Точно так же, как и влюбой пьесе Шекспира — комедии или трагедии. Потому что именно из них и сотканынаши жизни — из комедии и трагедии.

— У меня в последнее время с комедией совсем плохо.

— Да, — не стал он спорить, — но в третьем акте естьопределённая надежда. Я сейчас живу в Мексике. Я говорил тебе, да? В прекрасноммаленьком горном городке, который называется Тамасунчаль.

Я попытался произнести название.

— Тебе нравится, как оно слетает с языка. Уайрман видит, чтонравится.

Я улыбнулся.

— Что-то в нём есть.

— Там продаётся захудалый отель, и я подумываю, не купить лиего? Чтобы вывести такое заведение на прибыль, придётся потерпеть три убыточныхгода, но у меня теперь толстый кошелёк. Я не отказался бы от партнёра, которыйразбирается в строительстве и техническом обслуживании зданий. Разумеется, еслиты хочешь и в дальнейшем сосредоточиться на карьере художника…

— Думаю, ты и сам всё знаешь.

— Так что скажешь? Давай поженимся на наших судьбах?

— Саймон и Гарфункель,[201] тысяча девятьсот шестьдесятдевятый год, — кивнул я. — Или около того. Не знаю, Уайрман. Сейчас решить немогу. Я должен закончить ещё одну картину.

— Действительно, должен. И какой силы будет ураган?

— Не знаю. Но «Шестому каналу» понравится.

— Предупреждение поступит заранее, не так ли? Разрушений,понятное дело, не избежать, но никто не погибнет.

— Никто не погибнет, — согласился я, надеясь, что так оно ибудет, но когда фантомная конечность правила бал, не было никакой возможностичто-либо гарантировать. Вот почему я намеревался поставить крест на моей второйкарьере. Но ещё одну, последнюю, картину я собирался закончить. Потому что хотелотомстить. Не только за Илли, но и за остальных жертв Персе.

— С Джеком перезваниваешься? — спросил Уайрман.

— Практически каждую неделю. Осенью он начинает учиться воФлоридском университете в Таллахасси. Обучение я оплатил. А пока они с матерьюпереезжают в Порт-Шарлотт.

— Тоже на твои деньги?

— Если на то пошло… да. После того как отец Джека умер отвоспаления кишечника, у них с матерью возникли серьёзные финансовые трудности.

— Идея тоже твоя?

— Совершенно верно.

— То есть ты думаешь, что Порт-Шарлотт достаточно далеко кюгу, и там будет безопасно.

— Думаю, да.

— А север? Как насчёт Тампы?

— Максимум — ливневые дожди. Это будет маленький ураган.Маленький, но мощный.

— Маленькая, с жесткими территориальными рамками «Элис». Какв тысяча девятьсот двадцать седьмом.