на меня, всего меня, и отчетливо произнес:

– Твою же ма…

Затем добавил, не скрывая раздражения:

– Я не любил ее.

– Неправда.

– Любовь, – с нажимом продолжил он, – дофаминергическая целеполагающая мотивация к формированию устойчивых парных связей и обмену социальными наградами. Что из этого, по твоему мнению, интересовало меня в последнее время?

Я был в полувдохе от того, чтобы закатить глаза.

– Если я и любил Алису, то давно. В прошлой жизни. Феба это исправила.

– Что ж она не исправила твою нетерпимость к идиотским планам Хольда?!

– Потому что, – неожиданно рявкнул Стефан, – любовь – не самая сильная вещь на планете. Идиоты намного сильнее.

О да-а-а, протянула Габриэль. Поздравляю. Ты вывел его из себя.

Спасибо, ответил я. И пока в духе комиксных злодеев он читает мне лекцию о том, какие мы с Хольдом идиоты, подумай, что теперь делать.

Стефан покачал головой:

– Ты же помнишь, что я вижу твои мысли?

Я пожал плечами:

– Да пофиг.

– Я, – молвил он, замолчал. – Я лишь пытаюсь… – Напряженно огляделся. – Он выдал за откровение первую попавшуюся мысль. Вы все весело повелись. Ни шагу от привычного сценария. Какой прок мне что-то объяснять?

– А ты попробуй.

– Тебе в виде полноценной злодейской песни? Или оставить в белых стихах?

Нимау хохотнула. Я бросил на нее машинальный взгляд. Он тоже, вместе со словами:

– По плану.

Она кивнула. Я снова открыл рот, еще без слов, и Стефан добавил, отворачиваясь:

– Если он что-то скажет мне вслед, даже просто пискнет, приложите прикладом. Самым тяжелым, пожалуйста.

Я захлопнулся. Подался к алтарю. Феи, со своей стороны, тоже. Нимау не сводила с меня плотоядного взгляда. Я заметался по сторонам, хватая ртом воздух.

– Стефан, блин! – не выдержал, когда он был почти на пороге.

Крайняя правая фея вздохнула:

– У меня самый тяжелый, да?

Остальные закивали. Она сняла автомат с плеча. Я вскинул руки, отступая:

– Он ушел, ушел!

– О, это так…

Приблизившись к алтарю, Нимау лениво перехватила у феи автомат.

– Обождите снаружи. Я вскоре выйду. С новыми указаниями.

Я бросил взгляд на распахнутые ворота. Стефан с госпожой М. удалялись от кирхи, и туман плотно стягивался за их спинами. Феи без возражений направились следом.

Когда мы остались вдвоем, Нимау села на алтарь:

– Следи за пасьянсом, лучиночка.

Мне было не до расшаркиваний:

– Какой план? Что он собирается делать?

Медленно, с нарочитой театральностью она закинула ногу на ногу, и полосы плаща разошлись, обнажая белые разводы витилиго на голени, и колене, и особенно выдающемся бедре.

– Пасьянс, – Нимау сузила глаза, – в переводе с французского означает терпение.

Я шумно выдохнул, поняв намек. За тем вымучил кивок.

– Расклад таков. – Она положила автомат поверх ноги. – Нас ищут. И чем больше времени у них, тем меньше его у нас. Часа через два-три, если ты продолжишь в неподвижности созерцать меня, направляя в систему искомый великими лик, прибудет разгневанная кавалерия, и тебя, – она протянула ко мне ладонь, – и ее, – положила вторую на сердце, – заметут. И все закончится.

– Разумеется, – дошло до меня. – Вы подставили Русалку…

– Не только, – повела плечом Нимау. – Стефан многое взял на себя. Но, разумеется, ей тоже достанется. То есть, я с удовольствием ответила бы за эти руки сама… Но как? Если к моменту воздаяния меня здесь не будет.

Я огляделся, покачал головой.

– А есть ли… Ну, какой-то другой… Расклад? Дополнительные карты там. Я, честно, не знаю, как собирать пасьянс… Что-то можно докладывать?

– Ммм, – откликнулась Нимау, ставя на автомат локти, опуская на них подбородок. – Может, и можно. Может, в твою светлую голову и забредет что-нибудь этакое… Что-нибудь… Что приведет в движение нас обоих.

Она о своем имени, тут же среагировала Габриэль.

Уже понял, вздохнул я и отвернулся от Нимау.

– Если я узнаю ваше имя, – продолжил, оглядывая леса, и плиты, и гулкий свежеотштукатуренный свод, – то могу спросить вас обо всем, что случилось? О том, куда он направляется? Что собирается делать? Так?

– Не совсем, – откликнулась Нимау. – Я расскажу тебе все, что пожелаешь. Но только то, что ведаю сама. Смысл же плана его в том, чтобы никто не знал его плана. Чтобы, когда его не станет, никто не знал, что́ он совершил. Тогда, без разумных свидетелей, в системе не останется следов деяния. Только толстый, ничем не примечательный слой бетона, который никто не будет знать, где искать.

Я обернулся.

– Бетона?

Нимау хмыкнула. Но кирпич везут вместе с бетоном, вдруг вспомнил я вечерний разговор фей.

– Попробуй перенеси бетон… – вторил им, чувствуя надвигающееся озарение.

Габриэль присвистнула.

– Он собирается забетонировать ее.

Я изумленно оглядел стройку вокруг. По городу их сейчас были сотни, за городом – еще больше. Реставрации, как эта, торговые центры, дороги, просто чей-то частный дом. Если ему удастся сделать это без свидетелей, если никто даже не поймет, что преждевременно залитый бетон – это не по плану, госпожа М. станет подземной частью нового ландшафта. Такой же невидимой для системы, как балки и кирпич, и стены, что затем взгромоздятся над ней. Вещь внутри вещи.

– Умно, – не сдержалась Габриэль. – Адам никогда не найдет ее.

– Я думала, вы по разные стороны, – усмехнулась Нимау.

Я посмотрел на нее, дернул плечом:

– Частично.

Я понятия не имел, что делать с этим знанием.

Дальше, продолжила Габриэль уже тише, ты должен узнать у Дедала, где Стефан сейчас. Узнать имя Нимау, попросить фей следовать за нами. Найти их прежде, чем он утопит ее по маковку, заливать бетон – дело вроде не быстрое. В процессе обезоружишь его с помощью фей. Заберешь госпожу М. Спросишь у Дедала, нет ли в лабиринте волшебной дверки не только в Валенсию. Вытолкаешь ее туда и забудешь до начала конца света.

А ники, возразил я. Что, если он с никами…

Никто, напомнила Габриэль. Ни одно разумное существо не должно ему больше помогать, чтобы место ее погребения не оказалось в системе.

Но ники не видят, возразил я, и они неразумны, по крайней мере те части, которые нападут, если…

– Ты сомневаешься, – фыркнула Габриэль. – Не из-за чертовых ник.

Мы снова стояли в больнице. Нет, в кирхе тоже, но все же чуть больше внутри. Глядели друг на друга через окошко в двери палаты, все стены которой были изрисованы красными птицами.

– Я сомневаюсь из-за миллиона вещей, – возразил и не возразил я. – Из очевидных, блин – у нас нет времени искать Дедала.

– Тебе не нужно его искать, – скривилась Габриэль. – Он всегда здесь. Это его массивы.

– Нет, погоди. – Я вскинул ладони. – Я только научился не во сне быть одновременно собой и с тобой. Найти еще и Дедала я не смогу. Это… Слишком. Намного сильнее и необъяснимее нас с тобой. Я по-прежнему не понимаю, как все устроено здесь, и…

– Не совсем здесь, – перебила Габриэль. – Нам придется выйти за пределы коридоров.

– Мы никогда не выходили за пределы коридоров.

– Ты, – обронила она, – никогда не выходил за пределы коридоров.

Я уставился. Она молча развела руками.

– Я настолько себя не контролирую?!

– Ты не та часть, что отвечает за контроль.

Я недоуменно