мужчину. Он тоже сидел на полу, к ней спиной, в старомодно клетчатом комбинезоне и самой садовнической шляпе из всех, что придумало человечество.

– Это система? Эволюция? Жизнь? – громко спросила она у него. – Что под нами?

Мужчина не ответил. Он отвел руку, и Габриэль увидела срезанную ветвь с крупными цветами. Сложная спираль лепестков напоминала раковину наутилуса. Они были сразу всех оттенков, но не слоями, как радуга, а одномоментно. Одним названием всех цветов.

Мужчина встал и вместе с ветвью направился вглубь оранжереи. Габриэль пошла за ним. Они долго шли, затем поднимались и, наконец, вышли к тому, что в месте, полно растений, можно было бы назвать поляной, если бы ею не оказался лежачий, иггдрасилевских масштабов ствол. Из него росли другие стволы, куда меньше, и ветви, и лозы, и ниспадающие мантии мхов. А еще стояли квадратные палатки. Маленькие, размером с улей. Теплое сияние расходилось от них кругами, а по краям рассыпалось на светлячков.

Мужчина и Габриэль прошли мимо множества палаток и, наконец, остановились у той, в которой было темно. Мужчина опустился на колени, откинул переднюю часть тента, и Габриэль увидела голый, обрезанный поверху саженец. Она перевела взгляд на цветущую ветвь, которую мужчина отложил, чтобы взяться за садовый нож.

– Прививка, – фыркнула. – Очевидная метафора. Невиданной красоты растение, привитое к чужим корням.

Мужчина поставил лезвие на плоский срез саженца, вытащил из кармана столярный молоток и, мягко постукивая им по спинке ножа, расщепил стволик надвое.

– Так вы это видите, – ответил, не отвлекаясь.

Габриэль скривилась.

– Синтропов послушать, так в мире нет ничего объективного. – Она оглядела палатки. – Постоянного. – Мельком посмотрела наверх. – Реального.

Мужчина отложил молоток и нож:

– Реальность – необязательный атрибут бытия.

Габриэль видела, каким мягким, золотисто-салатовым саженец оказался внутри расщепа. В нем тоже теплилась жизнь, и от этого Габриэль стало обидно. Но мужчина был одинаково аккуратен и с голым саженцем, и изысканным росчерком цветущей ветви, так что ей нечего было предъявить лично ему. Поэтому она перешла к делу:

– Что мне сделать, чтобы дубль-функция работала как раньше?

Мужчина счистил кору со среза цветущей ветви:

– Все в порядке. Она работает.

Габриэль шумно выдохнула:

– Вы меня поняли. Стефан делает вид, что управляет дубль-функцией – черта с два. Не он строил этот корабль из грязи и палок. Но он захватил кабину пилота, и поэтому я не могу дотянуться ни до него, ни до нее, даже до чертового океана. Как он это делает? Он снова что-то приказал вам? Как преемник?

Мужчина задумчиво осмотрел получившийся клинышек:

– У каждого своя оптимизирующая функция.

Габриэль закатила глаза.

– Может, мне стать Минотавром? Тогда вы сразу поможете, без философских интерлюдий?

– Если хотите, – кивнул он, совмещая кору с корой. – Это не изменит вашу оптимизирующую функцию, но добавит пару новых.

Она замолчала, раздумывая. Мужчина вставил цветущую ветвь в расщеп на саженце.

– Если я верну себе админские права, то смогу найти Стефана. Я смогу остановить их, слышите? Сделать то, что хочет Хольд – он же ваш любимчик, не так ли?! Но если вы не поможете, если придется перебиваться координатами, которые все равно, блин, некуда вбивать, мы потеряем кучу времени, а вместе с ним… – Габриэль втянула носом воздух. – Конечно. Вам плевать. Ничего нового.

Мужчина молчал. Габриэль отвернулась и посмотрела на ветвь, напоминавшую спину дельфина. Она выныривала из ствола, изгибаясь аркой, и снова погружалась в ковер фосфоресцирующего синего мха.

Хорошо, подумала Габриэль. Дедал в своем стиле, и вместо того, чтобы упрашивать его о помощи, нужно отдать правильную команду. Отменить какое-то решение Стефана. Передумать, как в прошлый раз. Но как? Что за барьер стоял между ними с Ариадной? Лично Габриэль и ее же коридорами? Может, Стефан что-то сделал с ней, когда спас? Или она так посыпалась, что сама уступила ему место?

– Я хочу передумать, – выдохнула Габриэль, блуждая по поляне. – Хочу… Чтобы мои части ничего не разделяло… Нет. Не то. Нас ничего не разделяет. Он только хочет, чтобы так казалось. Тогда… Мне нужно, чтобы никто не знал, о чем я думаю, не разделил со мной опыт любительского бетонирования…

Она стиснула кулаки. Да, может, Стефан и захватил кабину пилота, но штурвал – элемент ввода-вывода, а не целиковая система контроля. Вся механика дубль-функции, все эти рычажки и импульсы, мотивации, нейромедиаторы, микробиом Дедала (в конце-то концов!) были распределены по их с Ариадной телам, а не его великолепным бестелесным планам. Дедал был прав. Габриэль по-прежнему контролировала дубль-функцию, Стефан был лишь информацией, горсткой заблудившихся электроимпульсов. Пришло время выкинуть лишнего пассажира на полном ходу.

– Знаете, что? – вернулась Габриэль к мужчине. – Не буду я ничего угадывать. Отмените все. Мы – дубль-функция, и мы абсолютно во всем передумали!

Мужчина как раз закончил с обвязкой стволика. Два среза превратились в единый срост. Цветущая ветвь продолжила голый саженец, будто она всегда был им, а он ею. Габриэль успела заметить, что сердцевины спиралевидных бутонов начали менять цвет – на свет – прежде, чем мужчина сказал:

– Не сейчас.

Она упала рядом с ним на колени:

– Понимаю, у вас перестановка функции и всякое такое! Но я преемник Минотавра! Вы не можете меня отфутболить!

Дедал опустил переднюю часть тента, скрывая новорожденный свет, и повторил в такой по порядку раз, до какого еще не развилась человеческая математика:

– У каждого своя оптимизирующая функция.

Затем – поднялся.

Затем – добавил:

– Пришло время вам исполнить свою.

Спецэффектов не последовало. Ни пророческого грома, ни зловещего воя ветров. Разве что где-то внутри самой Габриэль – да, там все вспыхнуло, перевернулось и стянулось в висельный узел, когда она поняла, что́ Дедал имел в виду.

– Криста…

Когда он продолжил, отливая из бестелесных слов самую постоянную, плотную, единственно значимую реальность:

– Аделина Верлибр умерла сегодня утром.

Глава 23

Человек человека

Мы ехали в объезд города, по низкорослой смурной области, готовящейся к зимней спячке.

– Досадно, – протянула Нимау в соседнем кресле. – Так далеко зайти. И за секунду проиграть.

– Это не проигрыш, а выход из чужой игры.

В минивэне помимо нас были еще три феи. Одна вела, две другие сидели на последнем ряду и уже минут десять гадали, что за стук в задней части сопровождает каждую неровность на дороге. Я полагал, что это колесо и что совсем скоро из-за него мы остановимся. Потому что мне нужно было совсем в другую сторону. Только я еще не знал, в какую.

– Тогда, по новому плану, – продолжила Нимау, – мы находим его. Созерцаем издалека. После ты зовешь меня. Я указываю, где все случилось, до последнего колышка. Особенно если по приезде мы обнаруживаем сырой бетон.

Я кивнул, глядя в окно. Судя по координатам, изредка прилетавшим от Дедала, Стефан уже десять минут находился на одном месте. «Хм», – обронила Нимау чуть раньше, вбив цифры в навигатор.

– Национальный заповедник. Асфальтированных дорог и обзорных