11 июня.

Среда. День опять взошел чистый, солнечный, очень жаркий. <…> К 12-ти поехали на море. Машину оставили на стоянке у Турчанинова. При виде кишащего телами пляжа, чуть было не отказались от моря на сегодня. Но все же остались. Потихоньку прошли в сторону камней. Не доходя их, в тенечке пристроились на своих стульчиках. Были в Благодати голубого зноя, запаха сверкающего моря. (Впервые понял образ Горького в начале «Челкаша»; «Море смеялось». Действительно, ослепительно пляшущая чешуя моря создает впечатление смеха… (смеха стихии; смеха Посейдона?). Сидели долго, почти до 4.30, до чувства растворенности, насыщения в «своей среде». (Знакомство с «дамой с борзой», оказавшейся женой Пяхна. Прошелся один до камней, сидел у самой водицы в синеве моря, реки, неба, Алена ходила полоскаться, даже я «омочил» ноги. Был и глоток кофе и корочка хлеба. Домой приехали в пятом часу. Дома нежданно (?!) обнаружили восточную половину неба затянутой наползающими тучами. Непрерывный гремел вдалеке, раскатывался гром. В 7.30 приехал Коля, и мы все трое, при «активном участии» Кати и Васьки, приступили к анатомическому исследованию неполадок в машине под писк легионов комаров и продолжающегося громыхания в небе. Кончили в 12-м часу. Сделали пробную поездку. Причем на Линде имела место попытка пьяного нападения на едущую в одиночестве Алю, которая героически вышла из положения. Всей компанией, голодные, попили, поели, и чудесный наш Августинин внучек отбыл домой, проложив в лесу яркие световые лучи фар.

13 июня.

Пятница. Звонила Лидия Александровна, просила в 2 часа навестить вороненка. Долго колебался — идти или ехать. Решил ехать: очень неважно с сердцем, на ходу так поджимает — прямо беда. Третьего дня нелегко далось путешествие по пляжу, немного пережал… Очень это горько, а часто и очень страшно… У Л.А. с 2 до 4-х. Вороненок дает основание надеяться на благополучное повзросление. У Л.А. утешно, как всегда: об Але и очень много о счастливых годах в Тверской… Аля с Наташей чего-то о музыке и пр. высоких материях.

В 5-м часу Аля всех нас привезла к Волчонкам, где Л.А. и Наташа покупали какие-то побрякушки. Аля же их и домой отвезла. <…> (Надо забор переносить и добавлять новый в связи с увеличением участка почти вдвое — горушка теперь наша.)

14 июня.

Суббота. Утром оба долго не вставали, перемогались. Как назло, звонки по телефону. <…> Замаячили всевозможные приезды, Алины 3 месяца «за свой счет», Пирская, поездка, мое самочувствие и пр. и пр. А день, как нарочно, теплый солнечный, тихий, а вот-вот пропадет из-за всей этой желчной нечисти… Пошли на горку, к соснам, и долго сидели, почти до 4-х, понемногу оба успокоились. Катя неотлучно с нами. Коп с Яшей переносят помойку к будущим «дальним» границам участка. Молодые колоски и метелки злаков в траве, юные рябинки. <…> В 7-м часу А. уехала искать хлеб, который бы не был зачерствевшим (!!), а также какую-либо рыбу для Кати. Долго не ехала; стоял у калитки, все поджидал ее… И то и другое нашла в Нарве (!!??) и, вернувшись в 8-м часу, села заниматься. Я — «записал» 12, 13 и 14 июня. Сейчас 8.30. 9 часов — чаепитие. Звонок Левита о гаражах и разговор с Пирской: японцам не дали визу (?!) и они не приедут к нам… После чаю Алена мелет фарш на котлеты. Я — взял полистать Бунина; уже поздно: 10.20. А Алеша все чего-то брякает, шуршит (журчит вода), готовит на завтра. По всему дому пахнет жареными свежими пухлыми котлетами, аж слюнки текут. Пошел — получил пышащую жаром котлетку со сладким чаем… А труженичка моя, вдобавок ко всему, убежала в баню — суббота сегодня!

15 июня.

Воскресенье. Ночью Катькин котяга появился у меня на кровати!

Ясно, тепло. Утренние дела: мытье, постель, бритье, Аленина манная кашка, прическа, Катин завтрак, выжидание «синдрома» и пр. В 12 час. — на «море старичков». В бабкином заулке множество одуванчиков в нимбах летучек, подобных свечечкам.

В церкви — огоньки, идет служба. Толпятся на Вабадусе дачники, машины. На море безоблачно, жаркое солнце, холодный северный ветерок, на отмелях вскипают гребешки. Серп морского простора. В южном его острие — там, где солнце, — море бледно-голубое, в пляшущем серебре, веселых искрах; на севере — темно-синее, с лиловиной; далекие гребешки на нем кажутся вспышками зорких глаз чудищ морских. Посадил Алю и прошелся (довольно легко) до заставы и обратно [это 8 км]. Вернувшись, застал Алену сигналящей мне с другого места: нашла укуток, где и от ветра не было зябко и где солнышко не слишком палило, — около большой густой ивы, пряно пахнущей, переливающей в ветерке лакированные свои листья-ленточки. Около нас три женщины: бабушка, дочь и взрослая внучка с терьером. Оказались дачниками Кругловых, и… слушательницами моего последнего Брукнера. Алена сегодня захватила с собой французский разговорник (!!). Видимо, не хотела себя расходовать даже на 100% восприятия окружающего: полный отдых! Отключение!! от всего! Мудрая она и очень сильная, каждый раз мне на удивление…

Дома около 5-ти. Был вкусный обед. Я — дремал. Адена — к сараю (там Фира и дети). В 6 часов пошел туда и я. В 7 — Алена пошла заниматься. Я — записал денек. ЗАЦВЕТАЕТ ЖАСМИН.

17 июня.

Вторник. Тщетное ожидание юных Янсонсов. Около 2-х решил, несмотря на зной, проверить свои возможности — дойти до Пигулевских. Удачно прошла эта моя затея. Пигулевских не застал, посидел полчасика у Павловых, слушал рассказы о здоровье Анны Павловны и об ограблении домов минувшей зимой.

Дома был около 3-х и… наткнулся на Геню Черкасова и Агафонова, приехавших с поручением от Лапина — купить мои трансляционные записи. Обедали. Весть о смерти Нины Черкасовой… Уехали часов в 7. Вечером незаметно с юго-востока из-за леса подкралась мгла и пролилась сильным отвесным ливнем.

19 июня.

Четверг. Вновь сияющий, жаркий день. Встаю с трудом. По-вчерашнему из лагерей доносятся вопли динамиков. Волчонки все отбыли на реку. Понемногу разошелся, после завтрака сел — записал запущенные дни. На море не поехали.

Один — на горку. Скоро и Аля пришла. Об Атлантиде; об исчислении возраста эпох «современниками»; о плотности неведомых глубин океана — о плавающей пуле (!). Аля — в лавку за питьем. Я один. Опять наплывает детство, мама, сосны Куллерберга…

После обеда (уха!!) я — в сон. <…> В 7-м часу