Небо, казалось, давило на них, давило на всю долину с ееобширными зелеными лугами. Взглянув на камни, он заметил, что они покрытызатейливой резьбой. Старый ученый из Эдинбурга сказал Джулиену правду.Невероятно огромные, камни эти были сложены в круг.

Он сел. Голова у него кружилась.

«Я не принадлежу к этому страшному миру, — мысленнопроизнес он. — Все это только сон. И я должен вырваться из этого сна. Но яне могу проснуться. И не знаю, как вернуться в свою жизнь».

Однообразный шум действовал ему на нервы. Звук был низкий,негромкий, но в то же время необыкновенно навязчивый. Неужели эти люди ничегоне слышат? Возможно, этот ужасный грохот исходит из самых глубин земли. А возможно,и нет. Здесь все может случиться. Абсолютно все. И самое главное сейчас —вырваться отсюда.

— Мы хотим тебе помочь, — вдруг заявил один из техлюдей, мужчина с длинными седыми волосами. Он сделал шаг вперед, выступив изкруга. На нем были короткие черные штаны; пышные седые усы скрывали рот. Когдаон говорил, виднелся лишь край верхней губы.

— Но мы не знаем, кто ты такой и что ты здесьделаешь, — вновь раздался его глубокий, звучный баритон. — Мы незнаем, откуда ты явился. Не знаем, как отправить тебя назад.

Как ни странно, изъяснялся он на вполне современноманглийском языке. Впрочем, ничего удивительного. Это ведь сон. Сон,неподвластный законам реальности.

И все же откуда этот надоедливый грохот? Теперь ончувствовал, что шум ему знаком. Ему отчаянно хотелось прекратить его. Да,несомненно, этот шум он уже слышал прежде.

Рядом с ним подобно ножу, воткнутому в землю, стоялостроконечный камень, высотой не менее двадцати футов. На нем были изображеныряды воинов, вооруженных копьями и щитами.

— Это пикты, — заметил он, взглянув на резьбу.Странные люди уставились на него в недоумении, словно не поняли его слов.

— Если мы оставим тебя здесь, сюда может явитьсямаленький народ, — сообщил седовласый. — Маленький народ исполненненависти. Они заберут тебя с собой, попытаются превратить в великана изахватить весь мир. Ты ведь сам знаешь, в твоих жилах течет особая кровь.

Над долиной клубились свинцовые тучи. Внезапно над прибитымик земле травами пронесся пронзительный звон. Несколько мгновений спустя онраздался вновь. Звон тоже был хорошо ему знаком. Новый звук перекрыл низкийгрохот, который все с тем же упорным однообразием продолжал доноситьсяиздалека.

— Я знаю, что это! — крикнул он. Он попыталсявстать, но ноги подкосились — и он рухнул на влажную траву. Странные люди несводили глаз с его одежды. И в самом деле, она разительно отличалась от той,что была на них.

— Я из другого времени! Вы слышите звон? Это телефон.Он пытается вернуть меня назад.

Высокий мужчина в коротких штанах приблизился к нему нанесколько шагов. Ноги незнакомца, открытые до коленей, были покрыты грязнымиразводами. На одежде тоже виднелись пятна присохшей грязи. Создавалосьвпечатление, что его с ног до головы окатили грязной водой и та уже успелавысохнуть.

— Сам я никогда не видел маленький народ, — заявилмужчина, пристально разглядывая лежащего. — Но знаю, что его следуетопасаться. Мы не можем оставить тебя здесь.

— Не трогайте меня! — воскликнул он вответ. — Я сам отсюда выберусь. Это всего лишь сон. И вам лучше уйти.Нечего стоять здесь и пялиться на меня. Убирайтесь прочь! У меня и без васхватает дел. Важных дел, которые никак нельзя откладывать.

Он опять вскочил на ноги и опять, потеряв равновесие, упал.Но теперь он ощутил под своими ладонями деревянные половицы. Телефон звонилвновь и вновь. Надрывался без умолку. Он тщетно пытался открыть глаза.

Потом телефон смолк. «Я должен проснуться, — твердил онсебе. — Я должен подняться. Прошу тебя, телефон, звони, не умолкай». Онподтянул колени к груди и попробовал встать на четвереньки. Он давно узнал этотмонотонный низкий звук. Конечно, это старая виктрола. Так бывает, когда еегрубая толстая игла доходит до конца пластинки. Тогда в ожидании новойпластинки допотопный аппарат издает отвратительный шум.

Два окна, залитых светом. Его окна. А под окном Анты стоитвиктрола с поднятой деревянной крышкой, на которой золотом горит слово«Виктор».

Кто-то поднимается по лестнице.

— Наконец-то!

Ему удалось вскочить на ноги. Вот она, его комната. Чертежнаядоска, кресло. Полки с книгами. «Викторианская архитектура», «Историястроительства каркасных домов в Америке». Да, это его книги.

Кто-то стучит в дверь.

— Мистер Майк, вы у себя? Мистер Майк, мистер Райенпросит вас к телефону!

— Войди, Генри,войди.

Интересно, расслышал ли Генри страх в его голосе? Понял лион, что с хозяином происходит нечто необычное?

Дверная ручка повернулась точно живая. С лестничной площадкиворвался свет. Однако лицо Генри оставалось в тени, и Майкл не мог разглядетьего.

— Мистер Майк, есть две новости, хорошая и плохая.Миссис Роуан жива, ее нашли в Сент-Мартинвиле, штат Луизиана. Но она больна,очень больна. Насколько я понял, она не может ни говорить, ни двигаться.

— Господи, ее нашли! Но вдруг это не Роуан?

Больше не обращая на Генри внимания, он бросился вниз полестнице. Генри шел вслед за ним, говоря без умолку. Когда Майкл, оступившись,чуть не полетел со ступеньки, Генри успел его поддержать.

— Мистер Райен как раз сейчас звонит. Ему сообщили изполиции. Сказали, они нашли женщину, в сумочке которой обнаружены документы наимя доктора Мэйфейр. И внешность ее полностью соответствует описанию.

В его спальне стояла Эухения с телефонной трубкой в руках.

— Да, сэр, он уже здесь. Майкл выхватил у нее трубку.

— Райен?

— Ее уже везут сюда, — сообщил невозмутимый голосна другом конце провода. — Скорая помощь доставит ее прямо вблаготворительную больницу. Она будет там примерно через час — если они включатсирену. Майкл, судя по тому, что мне сообщили, она в тяжелом состоянии. Неотвечает на вопросы. Ни кем не входит в контакт. Вероятно, это что-то вродекомы. Мы пытались связаться с ее другом доктором Ларкиным, звонили ему в«Поншатрен». Но его, похоже, нет в номере.

— Что я могу сделать? Чем могу помочь?

Ему хотелось вскочить в машину и мчаться на север, навстречускорой помощи, а потом, завидев машину, сделать резкий поворот и сопровождатьРоуан до самой больницы. Ждать целый час было выше его сил.