в итоге советским властям после больших усилий все же удалось уговорить принципиальных докеров порта Батуми, и суда были загружены.

Однако тут очень не ко времени прогрохотал громкий дипломатический скандал, когда тогдашний премьер-министр Стэнли Болдуин, процитировав конкретные документы, раскрыл факты причастности советских дипломатических структур к поддержке бастующих, которые стали ему известны от службы дешифровки британского МИД. То, что удавалось скрывать годами, вылезло на поверхность: англичане давно и на постоянной основе читают шифропереписку советского посольства[1765].

Итак, дорога в вожделенный Лондон была открыта. Но реально она заняла у Леонида Борисовича почти год: к новому месту службы он прибыл вместе с Любовью Васильевной только 28 сентября 1926 г. (дочери с удовольствием остались в Париже). Все это время с момента решения ЦИК СССР он проходил лечение во Франции. Как заметил в своих воспоминаниях И. М. Майский, работавший тогда в посольстве советником и, как он сам утверждал, являвшийся его «непосредственным» помощником, «Красин приехал в Лондон с большими планами и надеждами»[1766]. Но все же главное, что двигало Леонидом Борисовичем, — не дать бесследно исчезнуть тем сокровищам, которые ему удалось создать не без участия Ллойд-Джорджа.

Кстати, вскоре после приятной новости о переводе в Лондон произошло событие, известие о котором довольно сильно отравило настроение Леониду Борисовичу, особенно после истории с концессией Лесли Уркарта. 14 декабря 1925 г. в Москве были заключены концессионные соглашения сроком на 45 лет на разработку японскими компаниями угольных и нефтяных месторождений на Северном Сахалине.

Надо отметить, японцы давно и целеустремленно шли к этой цели: их неудержимо влекла нефть Сахалина. Юга острова им было мало. Еще в 1916 г. они обращались к правительству России с просьбой разрешить разведку на нефть на Северном Сахалине. Но в Петрограде отреагировали на эту инициативу негативно, опасаясь крайне активных соседей[1767].

Ну, а с учетом неразберихи, воцарившейся в России после октября 1917 г., для японцев открылись огромные возможности. Ситуация на Сахалине резко изменилась с апреля 1918 г. Японцы, почувствовав свою силу, перешли к конкретным действиям. В северной части острова появились крупные партии японских геологов-нефтяников, которые, прикрываясь договорами с российскими купцами, рьяно занялись разведкой. В мае 1919 г. в Токио был образован консорциум «Хокусин кай»[1768], созданный специально для добычи нефти на русском Сахалине. Фактически им руководило военно-морское ведомство Японии. В апреле 1920 г. японцы уже открыто оккупировали весь остров. Они даже оказали давление на американскую нефтяную фирму, представители которой пытались начать работы на Сахалине, и вынудили янки временно отказаться от этой идеи. Японцы начали активную хищническую эксплуатацию месторождения, теперь известного как Охтинское, пробурив несколько десятков скважин. Вывоз нефти, а она оказалась очень высокого качества, в Японию шел в значительных объемах и совершенно бесконтрольно со стороны России. Когда в сентябре 1923 г. мощное землетрясение разрушило стратегические нефтехранилища японского флота на побережье Токийского залива и 2 млн т нефтепродуктов просто вылились в море, именно за счет сахалинской нефти японцам удалось восполнить утраченные ресурсы[1769]. Вынужденные в 1925 г. вернуть СССР на условиях Портсмутского договора Северный Сахалин, японцы добились от Москвы согласия на ведение там хозяйственной деятельности, в частности получение концессий.

С советской стороны документы о концессиях подписали председатель Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ) СССР Ф. Э. Дзержинский и, что особенно уязвило Красина, нарком иностранных дел М. М. Литвинов. (Конечно, невольно вспоминается пословица: что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Кто есть кто, определяйте сами. Но ведь именно Дзержинский и Литвинов сделали все, чтобы расстроить сделку с Уркартом.) С японской — глава Северно-Сахалинской компании нефтяных предприятий (The Northern Sakhalin Company of Petroleum Enterprises, Кита Сагарен Секио Кигио Кумиай), адмирал в отставке Сигэцугу Накадзато. Но здесь присутствовала маленькая хитрость Токио: на самом деле, по японским документам, Накадзато находился в резерве флота, т. е. был действующим военным. В советских материалах он известен как «представитель военно-морского ведомства Японии Сигэцугу Накадзато».

Однако для нас определенно представляет интерес то обстоятельство, что речь в данном случае идет об известном уже нам капитане 1-го ранга Сигэцугу Накадзато — командире крейсера «Касуга», на котором из Владивостока безвозвратно уходило за кордон русское золото. Просто этот офицер к тому времени уже стал адмиралом.

Под нефтяную концессию отводилось 5940 акров нефтяных полей Северного Сахалина. Также разрешалось вести разведку на нефть еще на площади в 433 квадратные мили. По результатам 50 % обнаруженных запасов углеводородов отходило японцам. Не буду расписывать все детали концессионного соглашения, но они были весьма привлекательны для японцев[1770].

Надо признать, вице-адмирал Накадзато оказался не только отличным капитаном крейсера, но и хорошим хозяйственником. Образованная в июне 1926 г. в Токио акционерная Северно-Сахалинская нефтяная компания[1771] под его руководством действовала весьма эффективно. Уже в 1931 г. на Охтинском месторождении японцами были добыты 200 тыс. т нефти. Своего пика производства Северно-Сахалинская нефтяная компания достигла в 1933 г. и продолжала промысел до 1944 г., хотя к 1940 г. добыча упала до 43,7 тыс. т. Особую заинтересованность в Северно-Сахалинской нефтяной компании проявляло Морское министерство Японии, которому требовалось топливо для боевого флота[1772]. Сам же Сигэцугу Накадзато в отставку вышел только в 1938 г.

Лишь в середине 1943 г. японцы отказались от вышеупомянутых концессий на Северном Сахалине, и то под большим давлением со стороны СССР как союзника США по антигитлеровской коалиции. Окончательное соглашение о прекращении действия договора о концессиях подписано в 1944 г. Советский Союз выплатил японской стороне символическую компенсацию в 5 млн рублей. За 18 лет эксплуатации на месторождениях острова добыто свыше 2 млн т нефти, которая пошла главным образом военному флоту Японии. Некоторые исследователи считают, что нежелание Японии вступать в войну с СССР, несмотря на все потуги Берлина заставить союзника нанести удар на Востоке, было во многом продиктовано стремлением Токио сохранить источники нефти на Сахалине. Ведь Япония, вовлеченная к тому времени в крупномасштабную войну с США и Великобританией, крайне нуждалась в топливе для своего флота, авиации и армии.

А пока в Лондоне старина Ллойд-Джордж явно скучал без Красина. Надо сказать, это чувство привязанности сохранилось у него на долгие годы. И стоило только затронуть тему англо-советских торговых связей, он незамедлительно вспоминал Леонида Борисовича. «Я знал Красина — это был очень умный, образованный и честный человек», — неизменно заявлял он.

С назначением Красина вновь в британскую столицу Ллойд-Джордж сделал все, чтобы не упускать из виду деятельность Леонида Борисовича. Доверить столь деликатное задание он мог только одному человеку — Фрэнсис Стивенсон. Тем более что она была теперь лично заинтересована в делах с Красиным, поскольку именно это сотрудничество обеспечивало бесперебойное поступление средств,