за работу по подрыву советского строя. Включенность жен-коммунисток в партийную политику на этом этапе диагностики врага делала их главными подозреваемыми после мужей. Именно поэтому документ представлял сочувствие и взаимную поддержку женщин как признак политического содействия и причастности к деятельности троцкистско-зиновьевского подполья.

Сестра Шадриной, Валентина Ициксон, ходила к Антоновой как жена арестованного Нарыкова – ей, по-видимому, уже было нечего терять. Не побоялись еще какие-то хозяйственники из окружения Тарасова, но кто-то передал содержание их разговоров в НКВД, и им пришлось признать: «Наш план возвращения Шадрина <…> и других не удался <…> дело сорвалось»[1158].

Жене Шадрина помогал еще некий Филимонов, человек, который при обсуждении уроков убийства Кирова «высказал сомнение в наличии руководства Ленинградским и Московским Центрами со стороны Зиновьева и Каменева», – обстоятельство, которое не помогало ей обелить себя[1159].

Солидарность с врагами народа приравнивалась к государственному преступлению. Люди рисковали если не жизнью, то свободой. Разрыв семейных и родственных уз ради борьбы за коммунизм – вот правильная и единственно приемлемая практика в повседневной жизни коммунистов. Будучи замужем за троцкистом, «двурушница» Ю. М. Забежинская из Кузбасстроя пыталась отсидеться. В 1936 году в парткоме рвали и метали: «Она могла поставить вопрос иначе, она могла в парторганизации сказать, что вот муж мой троцкист, я морально страдаю от этого, помогите, как мне выйти из положения, но в этом человеке нет ничего партийного, она не поступила так. У нее есть только желание замаскировать».

Ей было сказано без обиняков: «Положи сюда свой партийный билет». В той же ситуации нашла себя Таран, член партии с 1920 года. «Муж ее троцкист, сейчас находится в Осиновке, контрреволюционно настроен, сама Таран не замешана в троцкизме, но жила со своим мужем, когда он был в течение 8 месяцев без работы, она кормила его и не пришла в парторганизацию и не поставила вопроса». В парткоме решили, что, должно быть, «ее муж использовал, узнавая от нее о внутрипартийных делах нашей организации в контрреволюционных целях», и исключили Таран из партии[1160].

Партийная организация заводоуправления 15 мая 1937 года исключила заместителя начальника планово-хозяйственного отдела КМК Розу Яковлевну Гендину (1903 г. р.) из рядов ВКП(б) «за покровительство и несогласие с арестом мужа Комарова (арестован органами НКВД как враг народа)». Партком КМК пояснил: «Гендина не только не разоблачила своего мужа», начальника цеха ремонта металлургических печей Д. И. Комарова, «троцкиста, диверсанта, проводившего свои диверсионные акты в мартеновских цехах, но сама являлась активным организатором контрреволюционной троцкистской группы»[1161]. Начальник планово-производственного отдела КМК при заводоуправлении Григорий Шмулевич Зельцер работал вместе с врагом народа Гендиной, так что ему приходилось оправдываться:

Зельцер: С Гендиной я работал в одном отделе, но связи с ней никакой не имел, даже несколько раз ставил <…> вопрос о ее увольнении из отдела как плохого работника.

Дульнев: Почему ты не довел до сведения парткома о трениях по работе с Гендиной, и скажи, в чем заключалось вредительство?

Зельцер: В то время у меня не было материалов о ее вредительстве, кроме этого, она была секретарь парткома, так что достаточного количества материала для разоблачения у меня не было[1162].

Как начальник сектора, Зельцер рассуждал:

Долгая жизнь с Комаровым лишила Гендину здравой оценки положения. Пора уже прийти в себя. Гендина была в курсе всех настроений и связей Комарова, иначе быть не могло. Гендина требует фактов, они есть у тех органов, которые изъяли Комарова. Из разговоров с работниками мартеновского цеха я знаю, что Комаров относился к производству нехорошо. Большой кирпич для сводов применять его прямо заставили. Ремонты производства частично затягивались; была политика больше печей держать в ремонте и тормозить производство. Комаров являлся классовым врагом и проводил диверсионную работу. Гендина должна была проанализировать вопрос и подойти к нему по-партийному, критически – даже без фактов. Гендина должна дать ответ[1163].

Гендина начала свою революционную деятельность в Брянске в годы Гражданской войны. В 1921 году она приехала в Москву и поступила на учебу на экономический факультет 1‑го МГУ. В 1923 году она примкнула к троцкистской оппозиции. В конце 1928 – начале 1929 года у Гендиной на квартире созывались нелегальные сборища троцкистов, в основном студентов Плехановского института. Все это ей припомнили, как и «фашистскую» активность в Сталинске. Арестована Гендина была 27 июня 1937 года и приговорена ВК ВС СССР к расстрелу. 10 июня 1938 года ее казнили[1164].

Рассмотренные далее случаи позволяют увидеть ряд нюансов, дающих повод говорить о том, что разница в политизации семейных отношений между периодом нэпа и построенного социализма шла по нарастающей. Во время Большой чистки коммунист отказывался от порочного супруга (супруги) полностью, выдавая его (ее) властям. Все, что он мог сделать, – спасти собственную идейную чистоту. Внутренний конфликт между страстью и разумом уже давно был в прошлом. Брак коммунистов не был интимной близостью, тем более эротическим союзом – скорее речь шла о революционной спайке. Василий Сергеевич Кусков рассказывал в письме в горком, как его наказали за неосторожный выбор спутницы жизни: «В 1937 г. 8 декабря, будучи членом первичной парторганизации деревообделочной фабрики ККС, мною было подано заявление (докладная) о том, что брат моей жены, арестован органами НКВД в г. Новосибирске. Разбирая это заявление, парторганизация ДОФ вынесла мне выговор без занесения в личное дело за <…> непроверенность личности жены при вступлении в брак с ней»[1165].

А вот история с еще более серьезными последствиями. В августе 1936 года выпускник Томского технологического института «троцкист» Евтюхов навестил жену в Кузбассе. Его проникновение в коммунистическую цитадель вызвало фурор, поскольку налицо была политическая близорукость. Как могла агроном совхозтехника «Интенсивник», 32-летняя Зинаида Иннокентьевна Копылова, позволить такое? Как вообще могла такая опытная коммунистка, как она, выйти замуж за оппозиционера, тем более все еще состоять с ним в браке? Оправдываясь, жена Евтюхова (которая сохранила девичью фамилию или же сменила ее недавно) рассказывала о своем замужестве:

В 1926 г. я вышла замуж за студента Иркутского рабфака Евтюхова. Учились мы в разных местах, я училась в Омском сельскохозяйственном институте, а он по окончании рабфака – в Томском технологическом институте. Вместе мы живем с 1929 года. В 1932 году он мне писал, что его исключают из ВКП(б) за троцкизм. В 1936 году в августе месяце мой муж Евтюхов приезжал ко мне в город Сталинск и уже подробно рассказал о том, что его исключили из партии за то, что он трактовал слушателям теорию о невозможности построения социализма в одной стране. Я точно не помню, но как будто он мне