— Вы никого не видели в другом здании?

— Нет, никого. Во дворе встретила Сережу Носова. Онкуда-то торопился. Больше никого не видела.

— Вы давно работаете в техническом отделе?

— Полтора года, — ответила Оля, — сразу послеокончания института. — Хохлова пришла позже?

— Да, позже. Примерно восемь месяцев назад.

— Две красивые молодые женщины в одном отделе, —задумчиво сказал Дронго. — И вы относились друг к другу нормально?

— Да, нормально, — с явным вызовом повторилаОльга, — у нас вообще в коллективе были нормальные отношения. И сейчаснормальные.

— Я не хотел вас обидеть, не нужно так эмоциональнореагировать. Вы ведь сидели в одной комнате?

— Не хотели, а задаете такие вопросы, — вдруг снекоторым надрывом произнесла она. — Весь институт за мной ходит исмотрит, как будто это я ее убила. А мы с ней вообще ни разу не поспорили, ниразу даже не поругались.

— А почему вы должны были ругаться? — вставилДронго.

— Не почему, — зло ответила Оля, — просто всесчитали, что мы не любим друг друга.

— А вы ее любили?

— Я относилась к ней обычно. Я же вам сказала —о-быч-но.

— Кто, по-вашему, мог совершить убийство? — Еговопросы заставляли девушку вздрагивать.

— Н-не знаю, — чуть запинаясь, произнеслаона, — я действительно не знаю, — торопливо добавила Ольга, — ноэто не Пашка. Точно не он.

— Почему не он?

— Добрый он был, мягкий. Сейчас говорят, что его заграбеж судили, а я в это тоже не верю. И жену его я видела. Хорошая семья…

— Хорошая семья — это не оправдание. Больше ничего втот вечер не было?

— Нет. Меня об этом несколько раз спрашивали.

— Ясно. А какие у вас отношения с Еленой Витальевной?

— Рабочие, — ответила она, не употребив на этот разсвое словечко «нормальные».

— Рабочие? — переспросил Дронго. — А почемуне нормальные?

— Это вы у нее спросите, — с сарказмом заметиладевушка. — Она, по-моему, вообще женоненавистница. Синий чулок, они всетакие.

— Вас не учили, что нельзя так говорить о старших?

— Учили, — с вызовом бросила она, — но я всеравно говорю. Елена Витальевна хороший ученый, и это все знают. Но она несумела устроить своей личной судьбы и считает, что в этом виноваты всеокружающие ее женщины. Поэтому они нас так и ненавидят.

— Давайте по порядку, — усмехнулся Дронго. —Кто «они» и кого «нас»?

— Нас всех, — не смутилась она, — и меня, и,всех наших девочек. — То есть вы угнетенная часть женского коллектива?

— Пусть только попробуют нас угнетать. — Олязакинула ногу на ногу. Когда дело касалось женской свободы, она садилась насвоего конька;

— А кто именно вас угнетает? Одна Елена Витальевна? Новы сказали «они».

— Есть тут разные деятели, — не ответила на вопросОля, — каждая считает себя Эйнштейном и Афродитой в одном лице.

— А вы не считаете?

— Нет, не считаю. По-моему, любой женщине прежде всегонужно определять свою личную судьбу. Думать о своей жизни, а не о позитронах.

— Ну, это спорный вопрос.

— А по-моему, все ясно. И когда женщина нормальноустроиться не может и рядом нет порядочного мужчины, она начинает разную фигнюпридумывать, говорить о своей любви к науке. Или еще хуже, посадит рядом мужикаи сидит, как собака на сене, считая, что он только ей принадлежит.

— У вас стройная теория разработана, — заметилДронго. — Значит, отношения с Моисеевой у вас не сложились?

— Нет, не сложились. Я ей в тот вечер объясняла, чтолисток все равно высохнет. А она меня заставила все перепечатать. Ну как можнобыть такой занудой?

— У меня еще один вопрос. Что вы думаете о сотрудникахвашего отдела? Вы могли бы их охарактеризовать?

— Всех?

— Всех не нужно. Тех, кто был в тот вечер влаборатории. Зинков, Шенько, Коренев, Алексанян.

— Нормальные ребята, без комплексов. Кто именно васинтересует?

— Все четверо.

— Алексанян немного зануда, но добросовестный ипунктуальный. Шенько работает здесь, по-моему, еще с доисторических времен,говорят, пришел сюда сразу после окончания института и двадцать пять летпротрубил в нашем отделе. Вот это кадр. Какой характер нужно иметь, чтобы двадцатьпять лет ходить на работу в одно и то же место.

— А Зинков?

— Что Зинков? Хороший ученый, говорят, будет современем директором института. Ученик моего дяди. — Вы знакомы с егосупругой? — Имела удовольствие, — сухо сообщила Оля. — Онаработает начальником другого отдела.

— У вас еще работает Коренев?

— Сашенька потрясающий мальчик, — оживиласьОля, — тихий и застенчивый. Таких сейчас уже нет. Он даже краснеет, когдасо мной разговаривает. Честное слово, мне иногда хочется его совратить.По-моему, он еще девственник.

— Вам не говорили, что у вас злой язычок?

— Все время говорят. Но я к этому привыкла. В кабинетвошел Сыркин. Он посмотрел на Ольгу, оценил ее ножки, вызывающе поднявшиемини-юбку. Покачал головой.

— Елена Витальевна права, — сказал он, — нужновам запретить появляться на работе в таком виде.

Ольга вскочила, сверкнув глазами.

— Все ко мне придираются, — зло бросилаона. — Вроде я ничего не понимаю. Вот и с Аллой так было. Вы все ее нелюбили.

— Ты хоть при посторонних глупости не говори, —строго заметил Сыркин. — Почему мы ее не любили? Кто тебе сказал? Я к нейочень хорошо относился.

— Вы ко всем хорошо относитесь, — улыбнуласьОльга, — я не вас имела в виду.

— Ну тогда тем более нечего языком молоть. Оляулыбнулась еще шире. Это был человек, который умел радоваться жизни.

— У вас есть еще вопросы? — спросила она у Дронго.

— Нет, — ответил тот, улыбаясь в ответ.

— До свидания. — Оля вышла из кабинета, неоглядываясь.

— Вот характер, — мрачно констатировал МихаилМихайлович.

— Что-то случилось? — спросил Дронго, заметив егоподавленность.

— Только что Носов нашел журнал. Еще один. Я уже незнаю, что делать. Будем обыскивать всех при входе.

— Где нашел?

— У себя в кабинете. Он на первом этаже сидит. Кто-товошел к нему в кабинет и бросил журнал на стол. Да просто издеваются над нами!

— Нет, — нахмурился Дронго, — боюсь, что нет.Кто-то усиленно хочет убедить нас, что в институте появился маньяк.