– За бдительность – пять! Молодец! И не дремать! Непростительна небрежность в обращении с драгоценным имуществом! Под дождём не оставлять! Беречь от шального снаряда!

Вскочил на бруствер, взмахнул рукой, словно собираясь поднять в атаку целую роту.

– Всем лежать! Колпачки снять! Без команды – ни с места! Пуля – дура! Я – на рекогносцировку[31]!

Шлёпнулся на четвереньки и ловко, с очень большой скоростью, пополз по-пластунски и скоро скрылся за дождевыми струями.

Вокруг грохотал бой. Даже ливень не мог рассеять облаков дыма. Тёма и Стёпка, нахохлившись, сидели по разным сторонам траншеи.

– Вот, например, – обращаясь в пространство, вслух размышлял Тёма, – нормальный с виду человек, ни черта не смыслящий в медицине, во время операции выхватывает у хирурга скальпель и начинает им тыкать в больного. Вот интересно, ему потом будет стыдно или нет?

Стёпка молча шмыгал носом. Конечно же, ему было стыдно. И он бы попросил прощения, если бы хоть капельку был уверен, что Тёма сможет его извинить. Понимал, что словами вернуть расположение друга не получится. Нужно что-то совершить, какой-то поступок, желательно, героический. Например… Но тут размышления его прервались.

На поле боя появился парень в длинном кафтане, синем, с красными обшлагами.

– На приступ, семёновцы! За мной! – закричал он. Но солдаты, невидимые за стеной бастиона, не откликались. Только за речкой над вражьей крепостью возникло круглое белое облачко, потом что-то бухнуло. Неподалёку упало и зарылось в землю ядро. За ним другое…

– Не бось! Не устрашите! – кричал парень.

Белые облачка дыма над крепостной стеной поднимались всё чаще. Ядра падали всё ближе. Парень одно поймал, от второго увернулся, подпрыгнув, третье в него попало. Он рухнул на землю.

Тёма вскрикнул.

– Да это ж репа! – успокоил Стёпка.

И правда. Паренёк уже снова был на ногах. Раскрутил за хвост большую репу и метнул в сторону вражеской крепости. Но репа-ядро, не долетев, шлёпнулось посреди речки.

Тогда он побежал к коротенькой пушке с задранным широким стволом.

– Мортира! – прошептал Стёпка.

– Не слепой, вижу! – огрызнулся Тёма, хотя ещё минуту назад понятия не имел, что так называется эта пушка.

С огромным камнем в руках паренёк встал коленями на дульный срез мортиры, извернулся, стараясь дотянуться тлеющим пальником до затравочного отверстия[32]. Стёпка и Тёма хором закричали, но было поздно. Мортира подпрыгнула, грохнула, изрыгнув столб пламени и дыма. В горящем кафтане парень взлетел над рекой, метнул камень во вражью крепость, а сам плюхнулся в воду у самого берега.

Не сговариваясь, Стёпка и Тёма выскочили из своего укрытия, бросились к речке. Парень лежал ничком на песке, у кромки воды. Мальчики отволокли его на траву и перевернули на спину. Он был без сознания. Волосы и брови обгорели, лицо покрылось копотью.

Как из-под земли возник граф, уже в коротком кафтане с огромными серебряными пуговицами, подвязанный шарфом, с треуголкой на голове. Отодвинул ребят от раненого, стал его реанимировать так, словно занимался этим всю жизнь:

– Ein – zwei, ein – zwei…

Держа паренька за щиколотки, граф сгибал и разгибал его ноги, энергично сводил и раскидывал по сторонам руки. При этом безостановочно докладывал результаты своей разведки. Говорил он теперь с сильным немецким акцентом.

– Нужно schnell бистро немедленно уезжайт, потому што ми попаль в Москвию к jung молодой König Питер Первый…

Он рассказал, что находятся они сейчас на реке Яузе, где идёт бой двух потешных полков. Но потешные не значит весёлые, а значит учебные. И убить, и покалечить здесь могут по-настоящему. И поэтому…

Паренёк чихнул, открыл глаза и, увидев над собой лицо в треуголке, прошептал:

– Herr бомбардир….

Попытался встать, но граф, прикрикнув, приказал лежать.

Стёпка присел возле парня:

– Извините, пожалуйста, не знаете ли вы случайно некоего Митю, у которого брат Данила…

Но не успел договорить, как раненый вскочил, крича:

– Нет у меня брата, и не имел никогда! И ни о каком Даниле слыхом не слыхивал!

Вырвался из рук графа и бросился прочь. Глядя ему вслед, Стёпка вздохнул:

– Гром меня разрази, это и есть Митя. Только, боюсь, умом повредившийся.

– Вот и мы такими станем, – забыв про акцент, объявил граф. – Если немедленно не уедем.

Они смотрели, как у высокой стены деревянной крепости мечется маленькая фигурка Мити. Сверху смеялись солдаты в зелёных мундирах. Выкрикивали что-то, видимо, оскорбительное.

Тёма подумал, может быть, Митя хочет сдаться в плен? Но для этого (Тёма видел в книжках) нужно было идти с белым флагом или подняв вверх обе руки. Митя же приставил к крепостной стене длинную штурмовую лестницу и полез по ней, грозя с удивлением смотревшим на него солдатам в зелёных мундирах. Дождавшись, когда Митя вскарабкается на последнюю ступеньку, один из солдат ногой отпихнул лестницу, и Митя, вместе с нею описав широчайшую дугу, упал в воду. Солдаты захохотали.

Тёма оглянулся. Стёпка, переживая, следил за Митей, а граф куда-то исчез. Тёма инстинктивно схватился за сумку, но и она, и часы были на месте.

Митя, вынырнув, выбрался на берег и снова пошёл на штурм.

– Митя, стой! Убьёшься, дурак! – Стёпка выскочил из траншеи и через мостки бросился к нему.

Но Митя был уже на середине лестницы. Солдаты в зелёных мундирах стали её болтать и дёргать и тем его стряхнули. Митя полетел вниз, и если бы Стёпка не успел отпихнуть его в сторону, ударился бы спиной об острый камень, торчащий из земли. От Стёпкиного же толчка он упал в траву и остался неподвижно лежать, хотя на него со стен лили воду и стреляли шрапнелью из пищалей[33].