– Гениально! Не знаю, что он придумал, но гениально.

Митя со Стёпкой дружно и споро разобрали остатки балагана, дощатую дверь положили на землю, провертели в ней дыру посредине, а в дыру вставили столб со Стёпку ростом.

Митя не понимал, что они строят. Тёма на его вопрос, что это будет, сквозь зубы ответил:

– Всё равно не поймёшь. Вот скажу я тебе, что изобрёл, скажем, «вертолёт», или «геликоптер», тебе яснее стало?

Мите яснее не стало, но всё равно было очень интересно. Тёма, стоя поодаль, командовал. Митя послушно повторял Стёпке Тёмины указания. А Стёпка, сопя, что-то мастерил. И даже когда Тёма не очень мог объяснить, чего он хотел, Стёпка всё равно догадывался. Митя попытался и у Стёпки выяснить, что же они всё-таки строят. Но тот отвечал, что раз Тёма изобрёл, значит, что-то необыкновенное.

– Ты же мастеришь, выходит, ты и должен знать, что получится, – недоумевал Митя.

У Стёпки был на это твёрдый ответ:

– Что получится, то и хотели.

Подлетел очень оживлённый раскрасневшийся граф, с удивлением посмотрел на странную конструкцию:

– Умбрелло? Зонтик?

И действительно, если с чем и можно было сравнить получившееся сооружение, то только с зонтиком, хотя и с натяжкой. Из лежащей на земле двери торчал столб, плотно обмотанный длинной верёвкой. Заканчивалась верёвка репой-ядром. А сверху на столбе как спицы зонтика растопырились сделанные из досок и плетня крылья-лопасти, словно от ветряной мельницы.

Графа, впрочем, это сооружение не заинтересовало. Он нетерпеливо спросил, есть ли в окрестностях Москвы имения с дворцами? Тому, кто первый ответит, достанется «большой apfel», яблоко, которое Мовэ, достав из Манькиной корзинки, повертел перед носами мальчиков.

Стёпка, подумав самую малость, ответил:

– Сейчас у нас век семнадцатый? Значит, лет через сто построят дворец в Останкино.

– Осстханкино, – пробормотал граф, царапая это название гвоздём на яблоке.

– Кусково, – продолжал Стёпка, – Тоже лет через столько же. Потом ещё Архангельское.

– Кусскоффф, Архангельской! Перфект!

Граф сунул яблоко в карман, пояснив, что вручить его Стёпке не может, так как на кожуре фрукта написаны важнейшие сведения. Но зато всучил ему корзинку, в которой осталась только большая кедровая плошка со скорлупками от орехов. Извинился, что всё съели, так как «пришлось кое-кто угощайт!»

Со значительным видом погремел своим туеском с драгоценными камнями, убежал, велев непременно ждать его здесь:

– Будут кароши новост!

После его отбытия Тёма на всякий случай проверил наличие сумки и часов.

…Меж тем протрубил рожок к окончанию обеда. Мальчишки, обращаясь снова в солдат, вылезли из воды, стали разбирать брошенные на берегу мундиры: лазоревые с красными обшлагами семёновцев, зелёные – преображенцев.

Тёма дождался, когда под крики иноземных командиров гарнизоны крепостей по обоим берегам реки выстроятся в плутонги[36]. По его команде Стёпка затолкал ядро с приделанной верёвкой в ствол мортиры, загодя подтащенной поближе, все трое уселись на бывшую дверь. Митя, а за ним и Стёпка с Тёмой перекрестились, и Митя поднёс пальник к затравке…

…Оба строя солдат дружно подняли головы, когда на холме грохнула, подпрыгнув, мортира. «Пуфф!» вылетела репа-ядро. «Рррр!» – рванулась за ним верёвка, раскрутила столб. «Вжжжж!» завертелись лопасти – мельничные крылья. И в облаке пыли всё сооружение поднялось вверх и полетело через реку. А вместе с ним и мальчики, как с ковра-самолёта свесив ноги с дощатой двери балагана…

На шум и крики выскочили из большой палатки несколько офицеров, и среди них долговязый малый в синем преображенском мундире, бомбардир Пётр Алексеев – четырнадцатилетний царь Пётр Алексеевич. Он поднёс к глазу подзорную трубу и увидел, что на верху стены Преображенской крепости стоит солдат в семёновском мундире, рядом с ним ещё двое мальчиков, чудно одетых, в островерхих, отороченных мехом колпачках. Тот, что в мундире, размахивает Семёновским флагом.

На берегу загрохотали пушки и пищали семёновцев, и они с радостными криками бросились через речку на преображенцев, погнали их к крепости. Преображенцы в панике побежали к воротам, но те были прочно заперты изнутри. А с крепостной стены на них обрушился шквальный огонь из изобретённой Тёмой «катюши» – десятка маленьких сигнальных пушечек, связанных вместе.

Преображенцы побросали оружие, сдаваясь.

Пётр опустил подзорную трубу.

– Кто сии храбрецы, трое целый мой полк уязвившие?

К царю, на бегу сорвав треуголку, подлетел высокий голубоглазый парень, Александр Меншиков.

– Мин херц[37], никто не знает сего, а ведаем только, что дьявол силён и с неба на машине их опустил, ей-богу!

– Немедля всех троих ко мне доставить! И машину эту чёртову!

К запертым воротам Преображенской крепости подбежал Меншиков в сопровождении десятка солдат. Они начали бить бердышами[38] в ворота, а Меншиков кричал, обращаясь к стоящим на стене мальчикам, что послан с приказом немедленно доставить их к царю. Ребята переглянулись.

– Некогда нам к царю идти, – бурчал струхнувший Тёма. – Нам пора дальше двигаться.