Мельхиор медленно раздвинул подзорную трубу иосмотрел горизонт. Он проделывал это ежедневно. Потому что – кто знает? – можетбыть, в один прекрасный день там появится «Хооп», гордо следующий за ними вкильватере. Так думали голландцы, они были оптимистичны и менее опытны, чем он.На «Хоопе» появилась течь ещё до великого шторма. То же было, и на «Лифде», ноздесь помпы ещё справлялись. «Хооп» же сидел слишком низко. Он вспомнил тотвечер – помахав, как всегда, Тиму Шоттену рукой, он отметил про себя, чтокорабль сильно осел в воду. А те волны были пустячными. Ветер уже начиналзавывать в снастях, но до шторма было ещё далеко. Только чернеющий горизонт –чёрный, словно в полночь, куда ни глянь, – предвещал катастрофу. А «Хооп» ужесидел чересчур низко.

– Ничего нет, Уилл. – Мельхиор Зандвоортуронил руку с подзорной трубой и сам медленно опустился на палубу. Он был самымбольшим оптимистом из всех. Уилл думал даже, что Мельхиор был сильнее его. Ктобы мог подумать такое, глядя на этого тщедушного паренька. Но, наверное, емутребовалось меньше пищи для поддержания сил. Уилл вспомнил, как он сидел в тотвечер у себя в каюте, а Мельхиор, радостно крича, позвал его наверх. Ветер стих– неожиданно, даже удивительно. Но волны остались, огромные, набегающие с юго-востока,такие высокие, что огни «Хоопа» то и дело скрывались в пучине, чтобы черезсекунду вновь победно загореться на вершине следующей горы. Таких волн он всвоей жизни ещё не видел и молил Бога, чтобы больше не увидеть. Потому чтотеперь он знал, что именно предвещают такие волны.

Но тогда он был весел, как и Мельхиор, ушёл насвою койку с лёгким сердцем и проснулся только за час до рассвета, когда,казалось, настал конец света. Почему это моряки боятся пролива, когда за нимследует такое? Потому что в проливе всегда штормы, а в океане – только иногда?Но один раз за переход – это уж наверняка.

И так их несло вперёд целых пять дней. Намачтах не осталось ни клочка материи, и всё же корабль мчался вперёд с такойскоростью, с какой Уиллу никогда до этого не приходилось плавать. Их неслосквозь кутерьму воля, дней и ночей – они не могли пошевелиться, поесть,поговорить, а иногда, казалось, и дышать. А в конце этого кошмара они осталисьодни. Поэтому Мельхиор каждый день обшаривал трубой горизонт в поисках паруса.Теперь только Мельхиор. Другие уже всё поняли, если ещё были способны что-топонимать: «Хооп» покоился на дне моря, его команда скалилась рядом обглоданныхчерепов, его мачты, облепленные ракушками и кораллами, подпирали толщу волн.

Если могли ещё что-то понимать. Они знали ужетогда – те, другие, – что они обречены, и они предоставили решать свою судьбуодному-единственному человеку. У него не хватило мужества отказать им. Потомучто над ним действительно висело проклятие. Том мёртв, а теперь и Тим. И почтичетыреста пятьдесят других.

Какая часть ответственности за это лежала нанём? Только его воля гнала их вперёд. Вперёд, вперёд и вперёд. Возможно, еслибы де Кордес послушался его совета и прошёл пролив в прошлом апреле – в прошломапреле, целый год назад! – этого можно было бы избежать. Или дойти до этого ещёбыстрей. Конечно, он согласился с решением идти на Капингу. Он разделилответственность за этот шаг с Дерриком Герритсоном, но бедный Деррик сейчасмёртв, погиб вместе с «Хоопом». Как и Тим. Тим всегда был против пересеченияокеана. Он испытал это однажды и не хотел повторения кошмара. Он сказалэтодавным-давно, в ту ночь в портовой таверне, когда Марло подошёл к ним.Марло. Насколько он, с полётами своей бурной фантазии, нёс ответственность запроисходящее? Поэт – человек, ничего не знавший о море, ничего о жизни, крометех нездоровых удовольствий, которые он мог найти в Лондоне и которые свели егов могилу, – но обладавший неизмеримой силы фантазией и заставлявший мечтатьвсех вокруг.

Но даже Марло, несмотря на все его недостатки,не спасал его сейчас. Даже команда отвернулась от него. Его спасло тольковмешательство Мельхиора и Квакернека. Когда де Коннинг, ван Оватер и остальныеготовы были швырнуть его за борт, эти двое встали у них на пути. Мельхиорсобирался просто умереть вместе с другом, если понадобится. Квакернек началубеждать всех. «Как бы ни был виноват Уилл в нашем теперешнем положении, никтодругой, кроме него, не сможет нас из него вызволить», – сказал тогда он. Квакернекспас ему жизнь.

Шатаясь, он спустился по лестнице, нагнулсянад бочкой для пресной воды. Теперь уже четыре таких стояло на палубе. Потомучто иногда шёл дождь, иногда скапливалась роса. Недостаточно, чтобы набрать вчашку и отнести вниз, где лежали остальные – умирающие или уже мёртвые.Достаточно, чтобы смочить губы, проведя пальцем по краю бочки. Достаточно и длягуб Мельхиора. Он должен отвести его вниз.

Он и не думал идти на камбуз. Они забрасывалилеску через борт, и иногда им удавалось поймать рыбу. Чтобы сразу же съесть еёсырой, потому что задолго до этого у них кончились и топливо, и сила характера,не позволяющая набрасываться на пищу, пока она не сготовится. Но вчера они непоймали ничего. И сейчас он должен проверить лески. Проверить лески. Какаяпростая фраза. Для него она значила час бесконечной агонии, когда он будетзаставлять свои мышцы работать, когда просмолённая верёвка будет врезаться впальцы, когда голова будет кружиться, а кровь превращаться в воду.

Он снова взобрался вверх по лестнице. Егоежедневная обязанность. Вниз по лестнице – это было достаточно просто, надобыло только остановиться вовремя внизу, прерывая скольжение, – а потом сновавверх. Долгая песня – с трудом перехватываясь руками, отдыхая через двеступени, вцепившись в поручень и глотая ртом воздух, словно бы пробежал целуюмилю. А всё ради чего? Не проще ли бросить всё и умереть? Не проще ли былосделать это вчера? Неделю назад? Не лучше ли было умереть год назад?

Мельхиор Зандвоорт стоял на коленях,привалившись спиной к планширу и зачарованно уставившись на мачту. Наверное,молился. Молился кому? Вверху ничего не было, кроме неба. И никогда не было.Всю свою жизнь они прожили, думая, что небеса защищают их. Теперь они так недумали. Но как быть с миллионами других, которые не поверят этому, пока небудет слишком поздно?

А может быть, Мельхиор умер. Он уже долго недвигался.

– Мельхиор? – прошептал Уилл. Мельхиормедленно повернулся к нему.

– Уилл, – проговорил он, – скажи мне, что яещё не ослеп. Скажи мне, Уилл.

Уилл покачнулся, схватился за палубу полуюта исел. Как он устал уже. Да, ведь он сегодня прошёл уже целых тридцать футов.

– Эти фантазии у тебя от пустоты в желудке.

– Фантазии? Такие?

Уилл посмотрел вверх. На ноке реи сиделаптица, разглядывая их оттуда. Птица. Просто птица. Но она тихонько пела.

– Великий Боже, – прошептал Уилл. – Да это жежаворонок.