— Не гони так, — попросила жена и по сотовому позвонила подруге.

— Аня, ты как? — спросила она.

Кузьма сердито фыркнул.

А Анна беспечно пропела в трубку:

— Сейчас домою посуду и лягу спать.

— Так рано?!

— В постели мне легче думается. Ладно, пока, — она отключилась.

— Ну, убедилась, что твоя подруга жива и здорова? — не удержавшись, спросил Кузьма.

— Ты не понимаешь! Ведь от Ани ушел муж.

— Куда уж мне, — обиделся Лукьянов.

— Не сердись, — попросила она мягко.

— Люд, ты сама подумай, Анька первая, что ли, от кого муж уходит? Каждый день люди расстаются, и ничего.

— Но у Ани такая любовь!

— А у нас, значит, нет любви?!

— Есть, но…

— Никаких но! Если ей так плохо, пусть вызовет к себе родителей.

— Аня не хочет их тревожить.

— А тебя тревожить можно?

— Но я же ее подруга!

— Вот именно что подруга, а не нянька! И я уже устал!

— Ладно, Кузь, будем надеяться, что все утрясется.

И действительно, все утряслось самым неожиданным образом.

Через четыре месяца Саша вернулся.

Когда Анна открыла дверь, то не поверила своим глазам — ее Саша стоял на пороге с видом побитой собаки, переминался с ноги на ногу и виновато заглядывал ей в глаза.

— Ты? — тихо спросила Анна.

— Я…

— Что случилось?

— Ничего. Я вернулся.

— Насовсем? — спросила она, боясь поверить своему счастью.

Он кивнул:

— Пустишь?

— Проходи.

Аня рассказала об этом всем — подругам, знакомым, соседям. При этом она вся светилась изнутри и порхала, точно легкая бабочка. Многие ее не понимали, удивлялись ее терпению, жалели.

А она не замечала ни недоуменных взглядов, ни поджатых губ, ни сочувственных вздохов. Она была счастлива. Искренне счастлива.

Чтобы как-то оживить их отношения, предать им первозданность, Аня предложила мужу отметить их воссоединение в ресторане в компании близких друзей. И он согласился.

То, что потом Саша уехал на свою дачу, не озадачило ее и не напугало. Ведь он так поступал уже не раз. Тем более что он внятно объяснил — ему нужно хорошо подготовиться к новому этапу их семейной жизни, отдохнуть, расслабиться с друзьями.

— Если ты мне не веришь, то можешь позвонить Рашиду и Гене.

— Что ты, — замахала руками Аня, — я тебе верю!

— Я всегда знал, что ты хорошая девочка, — ласково сказал муж.

И Анна в ответ благодарно улыбнулась.

Рашида и Гену она хорошо знала. Наливайко вообще казался ей идеальным — работает учителем, хороший семьянин.

Правда, жену Геннадия в отличие от Анны нельзя было назвать покладистой. И когда ей об этом как-то сказал Рашид, поставив в пример Анну, Оксана расхохоталась в ответ:

— Ну да, покладистая, потому что позволяет на себя класть.

— Ты не права, — возмутился Нуралиев.

— Это я не права с твоей мужской точки зрения, а со своей женской, очень даже права.

Рашид не стал ввязываться в спор, пробормотав:

— Тебе слово, а ты в ответ — десять. И как Генка с тобой живет…

— Очень даже хорошо живет, — отрезала Оксана.

Позднее она поучала Анну:

— Нельзя быть такой беззубой. Тебе каждый норовит сесть на шею.

— Не правда, не каждый.

— Зато Сашка расположился на твоей шее со всеми удобствами.

Аня тогда обиделась, она хотела сказать: «Не твое дело», но ответила более мягко:

— Своя ноша не тянет.

— Ну-ну, — усмехнулась в ответ Генкина жена.

Анна не затаила зла на Оксану, и потом они снова отлично ладили. Семья Наливайко, как и Рашид Нуралиев, были приглашены ею в ресторан.

И вот Саши больше нет! И ребенка у нее от Саши нет. То есть в ее дальнейшей жизни нет никакого смысла. Что же ей теперь делать? Аня снова заплакала.

Люда, опять находившаяся почти все время рядом с Аней, не могла понять, откуда в организме подруги столько влаги. Ей порой казалось, что внутри Ани бьет неведомый миру соленый источник…

Струи света лились сквозь просветы ветвей. Солнце было таким же ласковым, как в конце лета, а утро умиротворяющим. Чувствовалось, что настроение сегодня у природы было замечательным.

Чего нельзя было сказать о настроении следователя Наполеонова. Он уже в который раз перебирал и рассматривал снова и снова фотографии с места преступления, надеясь найти в них что-то новое. И ругался про себя на Легкоступова за его отвлекающие внимание художества. Вот, например, зачем Валерьян снял крупным планом эту лежащую на боку чашку с ярким пятном красного гороха. Отпечатков на чашке не было… А красное пятно гороха действовало на нервы.

Или зачем на фотографии с вмятиной в грунте каблука зеленый жук, куда-то спешащий по своим делам? Или пара листьев, которые объектив фотографа успел поймать на лету.

«Устрою я ему нагоняй», — мрачно думал следователь и снова углублялся в детали, продолжая поиск.

Хотя чего искать-то? Все найдено. Графологическая экспертиза подтвердила, что записка написана рукой Маргариты Максименковой. Сигареты из дома Маргариты идентичны найденным на даче. На сигаретах следы ее помады, пальцев, ДНК слюны подтвердило, что и те, и другие сигареты курила она. В мусорном контейнере возле ее дома найдена вторая туфля…

А чертов адвокат Максименковой, кстати, хороший знакомый Наполеонова, этим не доволен!

Следователь вспомнил свою первую встречу с Максименковой, ее ноги… Тогда ему на ум пришла собака-бульдог Паулина. Впору было найти у себя способности предвидеть. Ведь именно хозяин Паулины и стал адвокатом Маргариты.

Зазвонил телефон, следователь машинально поднял трубку:

— Алло.

— Александр Романович! — услышал он голос дежурного снизу, — тут к вам какая-то женщина просится, говорит, что по делу Максименковой.

— Кто такая?

— Не говорит…

— Фамилию-то она хоть назвала?

— Да, паспорт предъявила.

— Ну, и?

— Зинаида Павловна Ерастова.

— Ладно, сейчас Элла спустится.

— Элла!

— Да, Александр Романович?

— Спустись, пожалуйста, приведи Зинаиду Павловну Ерастову. Вот пропуск.