– Я слышал о вас, – сказал он.

Засядько продолжал идти. Сзади послышались него­дующиевозгласы, затем копыта зацокали снова. Карета, судя по стуку колес, нагоняла.Два голоса спорили, наконец медведь умолк, рассерженно ворча, а бледный юношасказал с укором:

– Это невежливо – так прерывать разговор.

– А он был?

– Я же с вами разговаривал!

– А я нет, – ответил Засядько холодно.

Карета двигалась вровень с шагающим офицером. По лицу юношипошли розовые пятна. Он сказал все тем же тихим голосом, но теперь в нем тожепрозвучала угроза:

– Мой управляющий сказал, что это невежливо. Теперь я вижу,что он прав…

– А вежливо, – поинтересовался Засядько, незамедляя хода, – разговаривать из кареты? Мне кажется, я пока что не вашуправляющий или прочая челядь.

Грузный мужчина взревел, сделал движение броситься на дерзкого.Юноша придержал его ленивым движением руки. Тут же остановилась и карета.Засядько сделал еще два шага, повернулся. Юноша нехотя вылез из кареты, держасьза поручень и внимательно следя за лицом молодого офицера. Засядько смерилхолодным взглядом медведя-управляющего.

– Может быть, тот жирный пес, что гавкает из-за вашейспины, – предложил он, – спустится тоже?

Юноша сказал предостерегающе:

– Он сломает вас двумя пальцами.

– Я дам ему этот шанс.

Медведь всхрапнул и начал вылезать из кареты. Юноша, неотводя взгляда от лица подпоручика, внезапно улыбнулся:

– Не стоит затевать ссору. Я верю, что господинЗасядько умеет за себя постоять. Даже если придется обойтись без сабли. БаронГрессер это подтвердит.

Медведь недовольно хрюкнул, посмотрел еще раз в глаза, изкоторых на него смотрела сама смерть, опустился обратно. Сиденье продавилосьпочти до рессор, а карета склонилась на ту сторону.

– У меня к вам предложение, – сказал юноша. –Я – Дмитрий Мещерский, из рода Мещерских. Наши земли лежат по ту сторонуреки и тянутся через леса до самого…

Засядько нетерпеливо оглянулся. Дмитрий из рода Мещерскихнахмурился, в глазах мелькнули обидчивые искорки. Похоже, его за всю жизньстолько раз не прерывали, не ставили на место, сколько за эти минуты. Носовладал с собой, закончил торопливо:

– Да, это вам неинтересно. Я слишком увлекаюсьродословными. У меня к вам предложение. Не могли бы мы заехать ко мне вимение, это совсем рядом, там обсудить…

Засядько покачал головой:

– Нет.

– Почему?

– Я занят. Я тороплюсь на службу.

– Пустяки! – воскликнул юноша. – Мой кучер домчитвас во мгновение ока! У меня самые быстрые кони во всей Херсонщине.

Прохожие останавливались в сторонке, указывали на них другдругу кивками. Засядько уже знали в свете, а хозяина этой кареты, как и самукарету, видимо, знали во всем городе.

– Говорите здесь, – предложил Засядько.

Потомок знатного рода покачал головой:

– Обстановка не та.

– Ничем не могу помочь, – сказал Засядько сухо, потомокему не нравился, – извините.

Он повернулся и пошел, не обращая внимания на голоса икрики. Колеса снова застучали по булыжнику мостовой, и Засядько на всякийслучай отошел от края тротуара. Он шел, почти касаясь плечом стены, уши ловиликаждый шорох.

Нет, медведистый остался на месте, а карета некоторое времякатила у самого бордюра. Засядько услышал голос Мещерского, в котором звучаланескрываемая досада:

– Если дело только в службе, то я мог бы договориться свашими командирами!

Что это за командиры, подумал Засядько обозленно, если сними каждый богатый проходимец может договориться. Уверен, что с Суворовым недоговорятся о каком-либо нарушении дисциплины ни князь Вяземский, ни самимператор Павел!

Вслух он бросил сухо:

– Вы правы. Не только.

Карета катила, медведистый рычал, бледный юноша некотороевремя изучал спокойно шагающего офицера. Тот опасен, как шаровая молния, вкаждом движении таится угроза. По тому, как он расправился с Грессером, видно,что может соблюдать правила, а может и пренебречь ими с легкостью, непостижимойдля дворянина. Но победы добиваться умеет. И сдачи дает.

– Хорошо, – крикнул он с натужной бодростью, —якак-нибудь сам навещу вас в гарнизоне!

Кучер придержал коней, и Засядько пошел свободнее, не слышацокота подков.

Когда на следующий день ему сказали, что к нему посетитель,Засядько уже знал, что «как-нибудь» таит за собой что-то срочное, жизненноважное для потомка знатного рода.

Он угадал. Мещерский уже ждал у коменданта. После сухогоприветствия, на этот раз и Дмитрий не скрывал, что пришел без особой охоты, онивышли. Миновав караульного, оказались на берегу реки. Деревья шумели листвойвдалеке, чахлая трава едва доходила до щиколотки.

– Здесь нас никто не подслушает, – сказалЗасядько. – Вы этого хотели? Даже ваши люди, что изображают вон там зевак…

– Что вы, – оскорбился Мещерский, но по его глазамЗасядько понял, что угадал.

– Как хотите, – сказал Засядько.

– Ладно-ладно, – проговорил Мещерский торопливо. –Это моя маменька. Всегда ко мне приставляет всякого рода нянек. Сперва толстыхбаб, теперь – бородатых мужиков. Но как вы заметили?

– Не знаю, – ответил Засядько равнодушно. – Простозаметил.

Звериное чутье, понял Мещерский. Он из края, где выживаютсильнейшие. Там взрослеют рано. А кто не успе­вает…

А вслух сказал:

– Александр Дмитриевич… У меня к вам несколько странноепредложение. Но возьмите себя в руки и выслушайте. Не понравится, простооткажитесь. Мы же не дикари, в самом деле! Необязательно ругаться, кричать ивсе такое разное…

Он не пояснил, что это «все такое разное», но кому нужнообъяснение, кто видел или слышал, что случилось с Грессером?

– Говорите, – пригласил Засядько.

Мещерский развел руками, зачем-то отступил на шаг:

– Я знаю, вам неприятно слышать, когда бахвалятсяземлями, десятками деревень с крепостными, дворцами в Петербурге и Москве… Но уиных, кроме богатств, унаследованных от предков, ничего нет. Ни своего ума, ниотваги, ни жизненной силы. Что им еще остается?

Засядько смерил его взглядом:

– Я это уже заметил.

Красные пятна вспыхнули на скулах знатного потомка, но онсдержал себя, только голос стал еще сдержаннее, точнее в интонациях: