– Ты ведь знаешь, что мне Водяница не страшен. Я же мертвяк!

Он сплюнул в сторону, вытер рот рукавом, опустил голову и быстро пошел прочь. Захлопнув дверь, Гуля прижала ладони к лицу и разрыдалась. Снежок подбежал к хозяйке и уткнулся мордой в ее шею. Слезы текли из глаз непрерывными потоками, Гуля всхлипывала, сотрясаясь всем телом. Она плакала о маме, о Пете и о том, что вся ее жизнь запуталась и скрутилась в крепкий узел, кажется, никак ей его уже не распутать…

***

Наплакавшись, Гуля уснула, сидя на полу. Ее разбудил шум – кто-то ходил рядом с ней и гремел посудой. Гуля подняла голову – в кухню заглядывали лучи утреннего солнца, и в них кружились маленькие неуловимые пылинки. Снежок лежал рядом, от него шло тепло. Баб Дуся стояла рядом с Гулей, в руках она держала дымящуюся кружку. Она улыбалась, глаза ее блестели. Гуля настороженно смотрела на бабушку и не шевелилась, несмотря на то, что у нее страшно затекли ноги, и ей очень хотелось их выпрямить.

– Садись за стол, Гуленька. Я блинов напекла, чайник вскипятила, – проговорила баб Дуся, как ни в чем не бывало, как будто накануне между ними ничего не произошло.

– Я не хочу есть, – ответила Гуля, с трудом поднимаясь с пола.

– Все равно сядь, – строго сказала ей баб Дуся и с грохотом поставила тарелку с блинами на стол.

Гуля вздрогнула и опустилась на лавку. Снежок лег ей под ноги, прижался лохматым телом к ее грязным лодыжкам. Вчера она бежала, не разбирая дороги, и вся испачкалась, надо бы помыться.

– Ты думаешь, я злая? Нет, Гуленька, я не злая. Я любила твою маму, и тебя люблю, – заговорила баб Дуся тихим голосом.

Гуля внимательно смотрела в ее красивое, покрытое мелкими морщинками лицо. Она как будто осунулась за ночь. Глаза были наполнены тоской, на щеках от волнения алели два ярких пятна.

– Какая мать не любит свое дитя? Разве же такое возможно? Я любила обеих своих дочек. Сначала у нас с мужем, то бишь, с дедом твоим, Галя родилась. Ох и крикливая была, когда еще в пеленках лежала! А потом Яся родилась. Я когда мужа потеряла, пообещала себе, что теперь только для дочерей жить буду, все ради них сделаю, на любую жертву пойду, лишь бы они были здоровы и счастливы. Я ведь и помыслить тогда не могла, что Бог у меня мою кровиночку заберет.

Когда Яся утонула, горе сломило меня. Я зациклилась лишь на том, что не уберегла, потеряла ее, мою родную доченьку. Постоянно думала, винила себя… Время шло, но горе не уменьшалось, а только росло. Со временем, оно превратилось в какое-то навязчивое безумие. Горюющий человек пойдет на все, лишь бы его горе прекратилось. Когда колдун Емельян в расплату за мою доброту, предложил мне вернуть дочку, я возликовала!

Умом я понимала, что это страшно, опасно, неправильно, но тешила себя призрачными иллюзиями. Колдун выдвинул только одно условие – я должна буду молиться Водянице. Монстр – хранитель мертвяков. За того, кто вернулся, нужно постоянно молиться ему. И я молилась.

Когда я увидела Ясеньку снова живой, я забыла обо всем на свете – доченька была снова со мной, все остальное не имело значения. Я любовалась ею, нежила, баловала. Гале все это не нравилось, ей было страшно жить с такой сестрой. В конце концов, она не вынесла, убежала из Заозерья. Моя голубушка… Скучала ли я по ней? Конечно, скучала! И все это время я чувствовала ее обиду.

Ты очень похожа на нее, Гуленька. Иногда вот как посмотришь на меня, так я и вижу в тебе ее, мою Галеньку. Вот ведь, как все в жизни переплетается и складывается…

Баб Дуся замолчала, вытерла ладонью покрасневшие глаза, расправила на коленях складки платья.

– Я знаю, что когда-нибудь и ты отсюда убежишь, не вытерпишь всего этого ужаса. Но пока что не время. Побудь со мной еще немного, Гуленька!

Столько тоски и боли было в тот момент в бабушкиных глазах и голосе, что Гуля шмыгнула носом и кивнула. После того, как баб Дуся открылась, рассказала ей всю правду, девочка прониклась к ней искренним сочувствием.

– Конечно, я останусь, бабушка! Ты мне не чужой человек!

– Голубушка ты моя!

Баб Дуся обняла Гулю и поцеловала в обе щеки, пригладила ее растрепавшиеся кудряшки. А потом лицо ее вновь изменилось, она напряженно и пристально посмотрела на внучку, проговорила шепотом:

– Вот только все не так просто, Гуля! Водяница тебя учуял, не отступится теперь. Надо к колдуну Емельяну идти.

– Зачем? – удивленно спросила девочка.

– За помощью. Чтобы Водяница тебя за «свою» принял и успокоился, нужен оберег особый. Без него никак! Только колдун Емельян тебе его может дать.

Гуля махнула рукой, как будто это была для нее сущая ерунда.

– Я схожу, бабушка! Где же он живет, этот колдун Емельян?

Баб Дуся молчала какое-то время, нервно теребя в руках подол своего платья, а потом взглянула на Гулю глазами, полными слез.

– Ох, Гуленька… Путь туда труден и опасен – через лес да по болоту. Как ты одна пойдешь?

Гуля нахмурилась.

– А ты со мной разве не можешь пойти? – спросила она.

– И рада бы провести тебя, внученька, да не могу. Едва в лес колдуна ступаю, ноги немеют, валюсь на земь без сил. Закрыл, видать, мне колдун туда дорогу.

– Тогда я сама к нему пойду! Я не боюсь! – упрямо воскликнула Гуля.

– Переживаю я все же, Гуленька! Вдруг что с тобой случится? – с тревогой в голосе проговорила баб Дуся.

– Меня мама научила, что никогда не нужно сдаваться, всегда нужно идти до конца, пока хватит сил. Может, это ты ее этому научила, бабушка?

Баб Дуся отвела глаза в сторону.

– Ничему я ее не учила, она всему сама научилась. Она очень умная девочка была, моя Галя…

Они помолчали несколько минут, думая каждая о своем. А потом баб Дуся встрепенулась, покачала головой и строго сказала:

– Нет, не пущу одну! Путь-то нелегкий! Да и потом колдун-то может и не пустить тебя, и порчу наслать может, если что ему не понравится!

– Мне кажется, после всего случившегося, я уже ничего не боюсь, бабушка. Лишь бы мертвяки за мной следом не увязались! Они мерзкие, – Гуля поморщилась и брезгливо затрясла руками.

– Мертвякам туда тоже дороги нет. Их озеро держит.

Гуля потрепала Снежка за ухом и сказала:

– Вот и хорошо. Я попытаюсь. А если не смогу, испугаюсь,